• Мнения
  • |
  • Обсуждения
Юрий Москаленко Грандмастер

Какой потомок древнего грузинского рода работал и в «Еже», и в «Чиже»?

28 сентября 1908 года, ровно 100 лет назад, в Санкт-Петербурге, в семье потомка древнего грузинского рода Луарсаба Андроникашвили и его супруги Екатерины произошло торжественное событие — родился первенец, которого назвали красивым именем Ираклий.

Луарсаб был довольно известным адвокатом, практиковавшимся не столько в оправдании какого-то конкретного преступника, а, чаще всего, группы лиц. Например, именно он защищал рабочих в знаменитом деле батумской демонстрации 1902 года, спустя три года — взбунтовавшихся матросов Черноморского флота, в 1906 году — участников ростовского восстания. И хотя в приснопамятном 1917 году после февральской революции был назначен секретарем уголовного департамента Сената, Советской властью был ему дан своеобразный карт-бланш, он был однозначно свой…

Потомки грузинских князей

Сыновей Луарсаб воспитывал предельно строго, следя за тем, чтобы они, во-первых, не совершали поступков, за которые им потом будет стыдно, а, во-вторых, чтобы никогда не считали время, посвященное образованию и самообразованию, потерянным временем. И эти уроки Ираклий запомнил на всю жизнь…

В 1918 году отца пригласили читать курс истории философии в Тульском педагогическом институте, вся семья перебралась под Тулу. В 1921 году они ненадолго приехали в Москву, но увидя, что жизнь здесь достаточно тяжелая, Лаурсаб решил отвезти семью в Тбилиси…

Именно здесь Ираклий и окончил школу в 1925 году. А продолжить учебу решил в городе, в котором родился, — Санкт-Петербурге, который к тому времени носил имя вождя мирового пролетариата. Причем отдал документы сразу в два вуза — в Ленинградский государственный университет на факультет филологии, а также в Институт истории искусств на словесное отделение. В университете он учился днем, в институте — вечером.

Особых проблем с учебой не было ни там, ни там. Но далеко не все его сокурсники догадывались о том, что их товарищ, помимо филологии и словесности, очень серьезно увлекается историей музыки, подбирает заметки и вырезки о жизни и деятельности композиторов, музыкальных стилей. И не случайно уже в 1928 году Андроникова (такой псевдоним он взял, урезав свое грузинское окончание) приглашают читать лекции в филармонии. От слушателей отбоя не было, рассказывал студент интересно и увлекательно.

Струился, как дым или туман

Он был удивительно разносторонний человек, поражал своим кругозором не только своего брата-студента, но и куда более умудренных опытом людей. Его хороший знакомый, небезызвестный сказочник Евгений Шварц, так отозвался об Андроникове образца конца 20-х годов: «В Ираклии трудно было обнаружить единое целое, он все менял форму, струился, как туман или дым. От этого трудно было схватить его отношение к окружающим. Он страдал. Его водили к гипнотизеру, чтобы излечить нервы…»

Как ни странно, походы к гипнотизеру обернулись тем, что Ираклий обнаружил и развил в себе артистический талант. Он так зримо изображал докторов, что его друзья буквально хватались за животы от смеха…

Университет он окончил блестяще и получил диплом литературного работника с журнально-газетным уклоном. Еще за годы учебы он «нащупал» свою тему — жизнь и творчество Михаила Юрьевича Лермонтова. Он так красочно живописал картинки из жизни и быта поэта, так логически обосновывал побудительные мотивы тех или иных его поступков, что друзья шутили: «Оживи сейчас Лермонтов, он бы узнал о себе столько интересного, чего не знал при жизни…»

Куда была дорога молодому начинающему литератору? Естественно, в интересный журнал. В Ленинграде их тогда выходило несколько, но особняком стояли «Ёж» и «Чиж». «Ёж» — аббревиатура «Ежемесячного журнала» и «Чиж» — «Чрезвычайно интересный журнал» официально предназначались для подрастающего поколения — от октябрят до пионеров и комсомольцев. Но предпочтение отдавалось пионерам. Соответственно, группировались вокруг них писатели и поэты, умеющие разговаривать с детьми и подростками на понятном им языке. Среди первых организаторов были Корней Иванович Чуковский и Самуил Яковлевич Маршак, а творческий коллектив долгое время называли «Академией Маршака».

Смеялись до колик в животе

Борис Житков, Виталий Бианки, Евгений Шварц, Николай Олейников, Елена Верейская — все они в той или иной степени были приобщены к детской литературе именно Маршаком. Кроме того, он же не стеснялся привлекать к сотрудничеству поэтов, чьи «заумные стихи» никто старался не печатать. Речь идет лидерах молодой, но уже «опальной группы» «ОБЭРИУ» — Данииле Хармсе, Александре Введенском, Николае Заболоцком.

С 1928 г. тот же Хармс печатается почти в каждом номере «Ежа», опубликовав на его страницах наиболее известные свои произведения: стихи «Иван Иваныч Самовар» (№ 1), «Иван Топорышкин» (№ 2), сказку про великанов «Во-первых и во-вторых» (№ 11), рассказ «О том, как старушка чернила покупала» (№ 12) и другие. Герой стихотворения Хармса «Иван Топорышкин» стал постоянным персонажем журнала. От имени Топорышкина, которого художник Б. Антоновский изображал внешне похожим на Хармса, в журнале печатались всевозможные хитроумные изобретения: куртка с музыкальными пуговицами, не сдуваемая ветром шляпа и т. п.

В редакции на пятом этаже одного из питерских домов под руководством Маршака постоянно разыгрывались различные веселые сценки, что-то сочинялось, исправлялось, выкристаллизовываясь в задорные емкие стихи и рассказы. Как вспоминают очевидцы, порой сами литераторы выходили, сгибаясь от смеха, полностью обессиленные и шатались, как пьяные…

Из литсотрудника в библиографы

По рекомендации Евгения Шварца Ираклий оказался на должности секретаря редакции детского журнала «Еж». И пусть далеко не все были рады тому, что ответсек полдня сидит над заметкой в четверть листка (поди сосредоточься в такой обстановочке), но до поры до времени его терпели. Вот в такой вот веселой атмосфере постепенно складывается литературный талант Ираклия Андроникова, именно в «Еже» и «Чиже» он научился тонкой иронии, искрометному юмору, оптимистическому настрою — если этому, конечно, можно научиться…

Но, в конце концов, Ираклий понял, что занимает не свое место. Он распрощался со своими веселыми друзьями и устроился работать библиографом в Публичную библиотеку. Здесь, в окружении книг, Андроников чувствовал себя куда более уверенно. И кропотливо выписывал для себя различные интересные моменты, которые можно было почерпнуть в литературе.

Спустя два года Ираклий опубликовал свою первую объемную статью о Михаиле Лермонтове. Потом материалы появлялись в разных изданиях, но главным трудом Андроникова стала книга «Жизнь Лермонтова». Это было в 1939 году…

Во время Великой Отечественной войны Ираклий Луарсабович был литсотрудником газеты «Вперёд на врага» на Калининском фронте, а после Победы вернулся к творчеству великого русского поэта, защитив в 1947 году диссертацию — «Разыскания по Лермонтову». А уже на следующий год кандидатская была выпущена в переработанном виде отдельной книгой.

На нем училось не одно поколение

…Все это было, как говорится, до моего рождения. Но я очень хорошо запомнил, как в 70-е годы по телевидению частенько шли программы «Ираклий Андроников рассказывает». Это были не просто жизнеописания людей, оставивших заметный след в истории. К тому времени литературовед был уже Лауреатом Государственной премии СССР, выпустил несколько книг не только о Лермонтове, но и очерки и зарисовки о литераторах, музыкантах. Сколько он стихотворений знал наизусть, даже для родных и близких загадка. Может тысячу, может полторы, а то и все три. А самое главное — как он умел их рассказывать, словно устами самого поэта!

Честно говоря, лучшего источника для подготовки к урокам литературы на середину 70-х годов, по-моему, не было. И я старался в ходе каждой литературной передачи выписывать для себя что-то полезное и интересное. А потом, каюсь, использовал это на уроках…

Существуют такие фразы, которые никогда не забываются. Например, андрониковская: «Танеев родился от отца и матери, но это условно. Настоящими родителями Танеева были Чайковский и Бетховен». И таких жемчужин по его творчеству разбросано немало…

Ираклий Луарсабович тяжело заболел в 80-е годы, и практически был лишен возможности работать. Но за него это делали его книги. А в 1982 году ему присвоили почетное звание «Народный артист СССР», согласитесь, для человека, который не был известным киноактером — это удивительная редкость.

Скончался Ираклий Андроников 2 июня 1990 года. А его творчество для любознательных людей по-прежнему свежо и неповторимо!

Статья опубликована в выпуске 28.09.2008
Обновлено 29.01.2020

Комментарии (7):

Чтобы оставить комментарий зарегистрируйтесь или войдите на сайт

Войти через социальные сети:

  • У Андронникова есть книжка "Загадка Н.Ф.И.", где он рассказывает много и довольно подробно, как он шёл к разгадке. У Блока по этому поводу одна скромная ссылка: НФИ - читать там-то.

  • Анроников, действителтно первый раз выступил в роли лектора Ленинградской консерватории в ее же зале, предваряя серьезнейшую симфонию, отсюда и лаковые туфли и уроненные пюпитры и задетая виолончель. Расказ "Первый раз на сцене" - юмористический шедевр, "А ведь мечтал о карьере дирижера..." (И.Л.Андроников о себе самом).

    Оценка статьи: 5

  • Четырёхтомник Андроникова прочёл в своё время на одном дыхании. Мой дедушка в своё время читал его с увлечением, а тут я прочёл в воспоминаниях Агнии Барто, что это был за интересный человек. И, кстати, было там про гипнотизёров. Это он должен был перед концертом выступить с вступительным словом о композиторе Танееве. И очень боялся, что не сможет произнести ни слова. И на всякий случай перед выступлением сходил к гипнотизёру. А у друга одолжил концертные туфли. И вот он собирается подняться на возвышение, а у туфель подошвы не плоские, а полукруглые, он боится, что не удержит равновесие. Но как-то махнул одной ногой, другой, взобрался. А потом ему показалось, что он падает в зал - пол-то там наклонный. И стал запрокидываться назад, пока не лёг на дирижёрский пульт. И потом что-то пробубнил, сам едва осознавая, что говорит, слыша свой голос как из загробного мира. И вышел на улицу под дождь в чужих концертных туфлях, поскольку был сам не свой. А директор концертного зала потом ему рассказал об этом так, что вышло очень смешно. И Андроников потом несколько раз об этом рассказывал, а потом его пригласили куда-то выступить, а он сказал - что я буду там рассказывать? А ему говорят - ну расскажите, как первый раз выступали на эстраде, у вас интересно получается. Он рассказывал много раз, а потом решил избавиться от этого рассказа. Подготовил для очередного раза такую продуманную речь, а как вышел - все слова куда-то улетучились. И тут по залу пролетает шелест, потом прокатывается волна, и все начинают скандировать: "Пер-вый-раз-на-эс-тра-де!" Ну так он понял, что больше всего любит публика, и этот рассказ стал у него коронным.
    Ещё был случай, как в Италии он один смог попасть в оперу, а потом ему дали машину с шофёром, чтобы догнать советскую делегацию, и он волновался, как бы КГБ не стал допытываться, куда это он запропал на несколько часов. А в опере он слышал знаменитого в то время певца, с которым раз был случай, когда он исполнял партию Отелло, но забыл нагримировать руки. И публика его освистала. Так вот в перерыве он успел договориться, чтоб достали белые перчатки, и во втором акте снял их и отдал слуге. И вышло так, как бы он с самого начала был в перчатках. И спас своё реноме. И Андроников даже после спектакля сходил к этому певцу за кулисы, сказал ему пару слов, как он вообще мечтал услышать итальянскую оперу и вот так ему повезло. А певец сказал - если б я знал, что в зале сидит человек, который так мечтал услышать итальянскую оперу, я бы приложил все силы и спел, как никогда в жизни. Но уж извините, вымотался на этих гастролях... А в тот вечер он пел восхитительно, это нашёл не только Андроников, но и бывшие в театре знатоки, только несколько человек, которые хорошо знали певца, заметили, что он утомлён. Не то чтобы друзья его были, а верные поклонники, которые ни одного его представления не пропускали и на гастролях его сопровождали из города в город. А было это в Парме. Там опера народная, но настоящие знатоки. В Ла-Скала в Милане публика собирается ради пафоса, роскошные туалеты, брильянты, а певцы там особо не стараются. Зато перед выступлением в Парме волнуются так, как в Ла-Скала никогда не стали бы. В Парме публика не простит самому именитому тенору ни одной фальшивой ноты. Вот об этом писал Ираклий Луарсабович Андроников.

    Оценка статьи: 5

  • Какой талант! Сила! А какие передачи у него шли на телевидении. От него нельзя было глаз оторвать. Знал все. Умница, полиглот. 5! и только 5!!!

    Оценка статьи: 5