Почему нельзя класть локти на стол?

Понятно, что так не принято по этикету. Но, честно говоря, по этикету не принято много чего, о многих его правилах мы и не подозреваем. И не следуем им. А вот что на стол не кладут локти — знает каждый.

Самое простое и рациональное объяснение этому правилу поведения за столом: расставленные в стороны локти мешают соседям по столу. Если и соседи локти растопырят — за столом и вовсе будет не поместиться.

Обычай идет издревне, когда семьи были большими, а дома тесными, а на пирах гости плотно сидели за одним столом. Растопыренные локти здесь могли бы стать лишним источником конфликтов, а оно кому-то надо? Вот и придумали не класть их на стол.

Хорошо, а почему тогда локти нельзя на стол и ставить? Кому они помешают, если поставить их на ширине плеч, не выходя за рамки своего личного пространства? Неужели «заодно» и «на всякой случай»? Типа, раз сказано локти со стола убрать — значит, им вообще там не место.

Но будь все так просто — не стоило бы об этом и говорить. Происхождение правил этикета, типа почему мы протягиваем руку или приподнимаем шляпу при встрече, почему нож передают рукоятью вперед и подобных, и так все знают. Но есть и другая версия происхождения этого правила. Не «этикетная», а магическая. Связанная с особым отношением к столу — как сакральному центру традиционного дома.

Буквально — сакральному, священному. Стол в традиционной русской культуре прямо ассоциируется с церковным алтарем. Вплоть до того, что это могло прямо проговариваться, как «стол — все равно что Престол Божий»; «стол — Божья ладонь». Второе утверждение во многом связано с функцией стола как места, куда кладут пищу.

Пища же в земледельческой культуре — во многом сакральна. Так, традиционное почтительное отношение к хлебу, как к чему-то священному, мы помним и сейчас. А в традиционной культуре мистическое значение придавали почти всему. Вся жизнь была пронизана обрядовостью, приметами, мистическим смыслом. Естественно, все это имеет дохристианские истоки. В православной же культуре отношение к некоторым элементам окружающего мира приняло иные формы, сохранив сакральную суть.

Стол в традиционной избе помещался вблизи или в самом «красном углу».

Вдумаемся: в одном месте находятся иконы (никто ведь не сомневается, что к иконам в традиционном и насквозь религиозном обществе было особое отношение?) и стол? Наверное, очевидно, что этот стол — уже не просто предмет мебели?

Отсюда берут истоки и бесчисленные правила поведения:

• не сидеть на столе;
• не потягиваться за столом;
• не садиться на углу;
• не сидеть за столом в шапке;
• не класть на стол ключи;
• не смахивать крошки в ладонь;
• не ставить пустую бутылку…

И например, почему нельзя сидеть на углу — мы знаем. Потому, что не женишься. Правда, почему — никто не задумывается.

Последствия втыкания ножа в хлеб или оставления его там и вовсе мало кто объяснит. И уж тем более не объяснит, почему столь безобидное действие должно привести к таким именно последствиям.

Другие «застольные» запреты, типа «не разговаривать за едой», вроде бы рационально объяснимы… Вроде бы.

Стол — действительно один из двух сакральных центров дома. И не образно, а буквально. Ведь что такое алтарь? Место связи нашего мира с миром вышним, божественным. Ровно та же функция у стола. Конечно, алтарь — освящен, и прямо равнять с ним стол нельзя… Но можно.

Можно, учитывая, что вся эта обрядовость, все наши бытовые верования идут из дохристианских времен, когда не было ни упорядоченных религиозных представлений, ни священнической иерархии, когда носителем религии был сам народ.

Выходит, что стол — место, где человеческий мир соприкасается с миром потусторонним. В христианской парадигме — с миром божественным. Но возникли-то застольные обычаи не в христианской культуре! Отсюда и все окружающие стол и трапезу приметы, поверья и многие обычаи.

Часть из них мы уже разбирали, например, что оставленные на столе ключи могут «пропасть», потому что их «заберут духи» — тот же домовой. Это становится понятным, если исходить из того, что стол — место, принадлежащее двум мирам, «проводник» в мир духов.

Кстати, по той же причине, возможно, на столе не оставляли нож. В Сети высказываются разные «объяснения» этого: «чтобы не порезались дети» или «двери не запирались, и если заберутся воры — чтобы никого не зарезали».

Не думаю, что крестьянские дети, сызмальства приученные к работе, так легко порезались бы ножом, и что этому придали бы такое значение. Ну, а у воров или грабителей уж точно были собственные ножи. А вот то, что может пораниться домовой, для которого на столе оставляли угощение, вполне укладывается в представления о верованиях наших предков.

А почему за едой нельзя разговаривать? Как иногда говорят детям, «пока ты говоришь — тебе в ложку бес какает». Прием пищи воспринимается как священнодействие. И логично, что нечистая сила старается этому помешать.

На самом же деле, любое отверстие — это проход, в который может проникнуть враждебная сущность. Поэтому все входы в дом в русской культуре оформлялись орнаментами, символами, защищались иными способами.

И «входы» в одежду — ворот, обшлага, все кромки — принято было украшать защитными символами. Да тот же носимый на шее на шнуре или цепочке оберег как раз и прикрывает «вход» под одежду. Снизу это делает пояс.

Ну, а рот во время еды наиболее уязвим, ведь мы «принимаем» что-то внутрь. Вот и нужно стараться, чтобы вместе с едой в рот не залетела какая-нибудь сущность. Тем более, повторю, хлеб, каша — священны, и значит, бесы неизбежно станут стремиться помешать есть их.

Вот такой причудливый сплав языческих и христианских представлений! Вплоть до того, что к столу звали как-нибудь типа: «Крещеные, садитесь обедать!» Так, чтобы случайно не пригласить к столу нечисть.

Кстати, стол как бы делит пространство по горизонтали:

• на столе, над ним — пространство священное, здесь едят то, что дает Бог, здесь кладут хлеб;
• пространство же под столом — «нечистое».

Именно поэтому (а не потому, что пол грязный — едва ли земледельцы так уж этого боялись!) упавший под стол кусок лучше отдать животным.

Запрет же сидеть на столе, класть и даже ставить туда локти исходит из другого обычая: ставить на стол гроб с умершим. Вероятно, положивший на стол локти ассоциировался с лежащим, а лежать на столе мог только покойник. Да и то не повсеместно. В некоторых регионах гроб ставили как раз в стороне от стола, на лавку.

В других же местностях гроб ставили не прямо на стол, а подкладывая поленья, которые после похорон сжигали. Возможно, чтобы мертвое не контактировало непосредственно с сакральным. Хотя само по себе помещение покойного на стол, как зону соприкосновения с потусторонним миром, вполне логично.

А вот живому на столе делать нечего, его место — за столом. Хотя и здесь есть нюансы.

Стол располагался в «красном углу». При этом место главы семьи традиционно находилось ближе всего к собственно «красному углу», под божницей-иконостасом.

Хозяйка сидела с противоположной от хозяина стороны стола.

Сразу оговорюсь, что здесь есть региональные особенности. Но, в общем, можно считать, что стандартное место расположения «красного угла» — на юго-востоке дома, примерно аналогично церковному алтарю.

Другой ориентир — «красный угол» располагался по диагонали от печи, которая часто располагалась сбоку (чаще справа) от входа. Угол, где стояла печь, именовался печным, с другой стороны от входа — мужской угол, по диагонали от него — женский угол.

Таким образом, изба условно делится на две половины: мужскую и женскую. Получается, что по одну сторону избы мужчина работал и отдыхал на «конике» — широкой лавке. Напротив, на женской половине, хозяйка топила печь и готовила пищу.

Но нам сейчас важнее деление избы по диагонали: от печи к «красному углу», от «материального» к «духовному».

И снова — от женского к мужскому. Поскольку «красный угол» символизирует мужское начало (мы помним, что здесь за столом сидит хозяин дома!), печь же — второй сакральный центр дома, олицетворяющий женское начало. «Красный угол» — центр мужской половины дома, печь — женской. Пространство между устьем печи и стеной так и именовалось «бабьим углом».

Но ограничиваться этим означало бы слишком упрощать картину традиционного дома. Если «красный угол» соотносится с небесным началом, в православной картине мира — с церковным престолом, то печь — это все еще часть языческого мира. Здесь, например, обитает домовой — тот из представителей язычества, которому не вредит освящение жилища. Больше того, домовой может забираться на стол.

Печь и стол — два полюса избы, одновременно и противоположности, и взаимодополнения. Даже физическая структура «красного угла» антропоморфна мужскому телу, а печи — женскому.

Но о печи, связанной с ней мифологией, ее месте в структуре дома нужно говорить отдельно. В контексте же этой темы важно, что стол расположен в юго-восточной части дома, со стороны восхода (в языческой картине мира) и грядущего прихода Христа (в христианской парадигме). На юг и восток в доме обычно выходили и окна.

Конечно, прежде всего это объясняется тем, что с этой стороны светлее и теплее. И вслед за этим восточная сторона ассоциировалась с жизненной силой, рождением и возрождением.

Противоположное, северо-западное, направление как бы должно ассоциироваться с холодом, приходом зимы и иными нехорошестями. Вот только к печи это отношения не имеет. Точнее, сама печь не имеет никакого отношения к враждебным силам. Но и расположение ее ни у входа, ни с северной стороны — не случайно.

Печь, языческий центр дома и несомненно благая, согревающая и кормящая сила, прямо наследует самым древним очагам. И далее кострам палеолита, когда овладение огнем выделило человека из животного мира.

Может ли печь (очаг) быть связанной с враждебными силами?

С языческими, природными — да, безусловно. А также с духами предков — очень вероятно, что под печью в древности хоронили умерших. Возможно, в небольших ячейках-углублениях непонятного назначения изначально помещали урны с прахом.
Весьма вероятно, что обитающий у печи домовой — позднейшее преломление воспоминаний о похороненных тут предках. А предки не могут нести нам вреда.

Печь помещена в северной части избы по другой причине: она защищает дом от приходящих с этой стороны враждебных сил. Если здесь же расположена дверь, защита распространяется и на нее. Другая «уязвимость» — окна, они традиционно находились с «благих» южной и восточной сторон, с другой — прикрывались «красным углом».

И есть у этой «биполярности» еще одно значение.

Печь, очаг — самый древний атрибут жилища. В древней пещере не было ни окон, ни дверей, ни стола. И о предметах поклонения, символизирующих божества, мы ничего не знаем. А очаг был. И расположить его ближе к входу было логично: и дыму выходить ближе, и хищник забраться остережется. Связь с архаикой, с природными силами, равно как и с материнским, женским началом, очаг сохраняет и позже.

«Красный» же угол — символ мужского начала. Отхода от природно-материального к духовному, ко все более развитой религии, к культуре, к развитию.

Женское начало можно ассоциировать с сохранением, мужское — с развитием в самом широком понимании.

Конечно, вряд ли это все осмыслялось нашими предками. Но все это заложено в символике традиционного дома. И значит, не могло не влиять на психологию наших пращуров.