На севере Чехии есть городок Духцов (раньше его называли на немецкий лад — Дукс). Здесь, в замке графа Вальдштейна, нашёл себе приют под старость Казанова. Здесь в качестве библиотекаря провёл он последние, наиболее спокойные, 13 лет своей жизни. Отсюда он лишь ненадолго выезжал в Прагу, Берлин, Дрезден, Лейпциг и Веймар, не считая визитов в соседний город Теплице.
Во время одного из таких приездов в Прагу Казанова познакомился в 1787 году с Моцартом, прибывшим туда вместе с женой на готовившуюся премьеру «Дон Жуана»… Либреттиста этой оперы Лоренцо да Понте и других людей из пражского окружения Моцарта Казанова хорошо знал раньше. В архиве Казановы была сделана любопытная находка, давшая основание утверждать, что он принимал участие в работе над либретто «Дон Жуана». Речь идет о двух страницах, на которых Казанова набросал собственный вариант текста секстета из второго акта оперы Моцарта (когда Лепорелло ловят в плаще его повелителя).
В этом отрывке, не использованном, впрочем, композитором, содержатся примечательные слова: «Я заслуживаю прощенья и не виновен совсем. Виноват не я, а женщины, которые очаровывают души, которые околдовывают сердца. О, пол обманщиц, источник печали!..»
Вероятно, сознававая свое сходство с Дон Жуаном, Казанова, переделывая это место в либретто да Понте, имел в какой-то мере в виду и себя. Полулегендарный Дон Жуан не оставил человечеству своих мемуаров. За него пришлось потом потрудиться классикам — Тирсо де Молина, Мольеру, Моцарту, Э. Т. A Гофману, Мериме, Байрону, Пушкину,
Казанова же написал «Историю моей жизни» — уникальное произведение в истории мировой литературы. Именно «История моей жизни» — своеобразная «исповедь сына века» — помогла Казанове увековечить себя (эти двенадцатитомные записки были опубликованы более чем через двадцать лет после его смерти).
Вместо того, чтобы деликатно умолчать о присущих ему слабостях и подробно остановиться на достоинствах, Казанова облек собственные воспоминания в форму плутовского романа, избрав сюжетным стержнем амурные похождения. Мемуарист Казанова как бы бросал вызов общественному мнению, не останавливаясь перед очернением Казановы-человека.
Несмотря на некоторые оплошности автора, мемуары Казановы, этот «Декамерон» XVIII века, имеют значение немаловажного исторического памятника эпохи: за семь бурных десятилетий своей жизни Казанова прекрасно изучил быт и нравы современной ему Европы. Комментаторы потратили массу времени и сил на скрупулёзную проверку сообщаемых им сведений и в итоге пришли к заключению, что мемуары Казановы, изобилующие точными наблюдениями и проницательными характеристиками, гораздо более достоверны, чем это было принято раньше считать. Его зоркой памяти (равно как и начитанности) приходится поражаться, так много сохранила она различных подробностей.
Даже Стефан Цвейг, далеко не снисходительный к этому «певцу своей жизни», вынужден был констатировать: «Никто не ознакомил нас лучше Казановы с повседневностью и вместе с тем с культурой восемнадцатого века, — с его балами, театрами, кондитерскими, праздниками, гостиницами, игорными залами, публичными домами, охотами, монастырями и тюрьмами. Благодар ему мы знаем, как путешествовали, ели, играли, танцевали, жили, любили и веселились, знаем нравы, обычаи, манеру выражаться и образ жизни. И эта неслыханная полнота фактов… дополняется хороводом людей, достаточным, чтобы наполнить двадцать романов и снабдить материалом одно — нет, десять поколений новеллистов».
В различных странах, в том числе и в дореволюционной России, выпущены многочисленные адаптации мемуаров Казановы, выдержанные в духе бульварного чтива и нанесшие сильный урон репутации этого произведения. Однако просвещенные читатели сразу же увидели в «Истории моей жизни» любопытнейшую художественную летопись эпохи рококо.
В том самом 1822 году, когда только начало выходить немецкое переложение мемуаров Казановы, Генрих Гейне отметил в «Письмах из Берлина», что они возбуждают большой интерес, и добавил: «Моей возлюбленной я бы ее не предложил, но зато всем моим друзья рекомендую… В этой книге нет ни строки, совпадающей с моими чувствами, но также ни строчки, которую я читал бы без удовольствия». Позже Стендаль в «Прогулках по Риму» заявил, что мемуары Казановы значительно превосходят лесажевского «Жиль Блаза».
Кстати, тот факт, что одно время бытовало лестное подозрение, будто подлинным автором «Истории моей жизни» был не кто иной, как создатель «Красного и черного», неоспоримо свидетельствует о писательском мастерстве Казановы.
Заинтересовался этим произведением и Пушкин, упомянувший его в «Пиковой даме», в одной из газетных заметок 1830 года и написавший в предисловии к «Запискам бригадира Моро-де-Бразе», что «они не имеют оригинальности Казановы».
Таким, своеобразным, талантливым, эрудированным, любвеобильным, беспримерно самонадеянным, был Джованни Джакомо Казанова, известный итальянец.
Уважаемая Людмила! Большое спасибо за блестящую статью!
Оригинально и захватывающе! Прошу Вашего разрешения на перепечатку под Вашим именем в сборнике о Чехии.
Оценка статьи: 5
0 Ответить