• Мнения
  • |
  • Обсуждения
Константин Кучер Грандмастер

Если на заборе написано про собаку, так ли обязательно, что она — во дворе?

Вот все друганы моей супруги боятся. Не так, конечно, как тот черт ладана, но… Даже когда звонят, и то. Прям чувствую, как услышали, что жена трубку взяла, так вскочили с табуретки стремительно, будто ротный в казарму зашёл и увидел дневального не у тумбочки, а на ней, родимой. Вскочили, «равняйсь-смирно» сделали, пяточки вместе, носочки врозь, правую руку вместе с трубкой к козырьку, а левой, чисто машинально по лбу себя — цоп, цоп… Как кокарда? На месте?

Фото: Galushko Sergey, Shutterstock.com

И чего её бояться? Она ж ласковая, белая и пушистая. Засядем с мужиками на кухне, так и не зайдёт ни разу. Ну, если и заскочит по своим делам, так только спросит, всё ли у нас тут есть, а то может сообразить чего куснуть на зуб, другой. Не всё ж нам только «беленькую» кушать. Всё вежливо, культурненько, без какого надрыва душевного.

Не то что у Андрюхи. У него ж супруга… Как на вахту, в полчаса раз обязательно на кухню лебедем белым выплывет и посмотрит на толпу всю, чисто мужскую. Правда, посмотрит уже не лебедем. И рублём не одарит. А так, со стальной строгостью. Но молча. Посмотрит, посмотрит, дождётся, пока разговоры непринуждённые стихнут, развернётся не спеша и удалится… Со значением, крупным шрифтом со спины отчётливо выбитым, удалится. Не засиделись, мол, соколики?

Ну, и после второго такого её «захода» уже понимаешь: действительно, засиделись, засиделись… Так и Андрюху одного на растерзание тигру этому бенгальскому не бросишь ведь? Друг, как-никак. Вот и сидишь в кухонном окопе, отрытом в полный профиль. С бруствером, травкой на нём для маскировки и нишей для боеприпасов. Оно ж и в горло уже не лезет. Хоть первая, хоть четвёртая — одним и тем же колом. А всё равно! Русские не сдаются. До последнего патрона, рюмки то есть, стоять будем. Насмерть. И из-под стола, даже как упадём, отстреливаться начнем…

Не-ее… У меня ж не так. Совсем не так.

А глаза в глаза мужиков спросишь:

 — Да вы чё? Боитесь Светки, что ли?

И услышишь, таким блеянием сдавленным, с уже отведёнными в сторону глазами:

 — Д-да-аа…

Конечно, с одной стороны, оно ж приятственно, что, в отличие от них, уже и забывших, как он, порох тот пахнет, каждый день сапёром по минному полю. С тигром в одной квартире. Он только отвернётся… А ты ему на хвост. Да ещё и подпрыгнешь, перед тем как на хвост этот. Знай, мол, наших!

Ну, и уважение к тебе неподдельное.

Но сам-то я знаю. Да не так это совсем. Белая, она и пушистая. Ласковая. И меня любит. Ну, и я её, само собой.

А характер. Что тут сделаешь? Какой есть. У неё и тесть с тёщей, царство им небесное, по одной половице ходили. А любили Светку больше и сильнее, чем старшую. Нет, говорить-то, конечно, ничего не говорили. Но я ж вижу. Не слепой.

И чтобы с таким характером, да слюни розовые вот такими огроменными пузырями, да на всю малогабаритную квартиру?.. Никогда и ни за что. Не поверю!

И не поверил бы, если б сам не видел.

С попугая всё началось…

* * *

Младшая уже в школу пошла. И день рождения так неотвратимо надвигался. Так-то оно понятно, что новые джинсы бы надо. Надо… А вот ей-то что? Чего хочется? У неё день рождения всё-таки.

Я и подкатываю тихонечко так:

 — Нась…

А она:

 — Па… А попугайчика?.. Можно?

И смотрит так… Всё. Без попугая того — просто кранты.

 — Маленького такого, пап. Я его сама кормить буду… Можно?..

И опять. Снизу — вверх. В глаза. И как тут «нельзя»? Почему?

 — Да можно…

В общем, купили мы попугая этого. Мелкого, волнистого. Синенького такого. Клетку там, поилку, кормушку. Пачку зерновой смеси «Чика». И стал он у нас жить. Только тогда я и понял — почем он, фунт изюму-то…

Это только кажется, что купил попугая и — никаких забот. Корми, пои его. Выпускай полетать время от времени. Ну, клетку чисти, само собой…

Нет. Там наука целая. Я как книжку прочитал, так чуть не свихнулся. И то, и это, и двадцать девятое. А ещё надо, чтобы мел или камень специальный, типа пемзы, постоянно в клетке висел. У волнистого попугайчика того, оказывается, как когти у кошки, клюв постоянно растёт. Кошка когти о какую деревяшку точит. А попугаю — вот. Или мел. Или пемза. Чтоб точил.

Ну, и наш. Точил. Вроде. Только как-то, в мае уже, подзывает меня Светка к клетке и пальцем тычет:

 — Смотри…

Смотрю. А наш-то… Тыкает клювом в кормушку, вытаскивает зёрнышко, а оно у него вываливается из клюва и обратно — в кормушку. И со следующим зёрнышком — так же… И с тем, что после следующего…

Я и вспоминаю. Точно. Дня три как шелухи от зерна в клетке нет. И попугай какой-то… Сегодня даже и не летал, когда дверку клетки открыли. Видно, отрос всё-таки клюв. Изменилось положение нижней части клюва относительно верхней, вот он то зерно и не может удержать, не говоря уже о том, чтобы освободить ядрышко от твёрдой оболочки.

Я — за книжку. Там и написано — ничего, мол, страшного. Тащите своего питомца к ветеринару, он клюв подрежет, как надо.

К ветеринару, так к ветеринару. Я этого охламона за крылья, в коробку из-под зимних ботинок, и — в машину. Заплатил всё чин-чинарём. Ветеринар помудрил там что-то и возвращает мне это пернатое чудо. Приезжаю домой.

Попугай не ест, не пьёт… Мало ли, может, шок после операции. Может, и шок. Только клюв у нашего потемнел…

А в книжке той написано, что подрезать клюв надо аккуратненько. Чтобы, срезая ороговевшие части, не задеть ту часть клюва, в которой ещё живые кровеносные сосуды. Потому, мол, лучше, если эту операцию, пусть и несложную, но специалист выполнит.

А я к кому ездил? Может, и к специалисту. Только сдаётся мне, что раньше таких специалистов костоломами называли. Дня через два сдох наш попугай.

Ну, сдох и сдох… Через неделю-две уже и каникулы. Детей надо бы на лето — к матери. А попугая — куда? С собой? В вагон? Без санитарной книжки? С пересадкой в Москве? И для чего? Чтобы в первый же день какая кошка его схарчила?

Баба с возу…

Дети, само собой, в глубоком трауре:

 — Пап, ты ж похоронишь Чика?

 — Похороню, похороню…

 — А где?

 — Ну, не во дворе же. Вот, прямо у дома лесок начинается, зайду поглубже, подальше от собак, что постоянно хозяева выгуливают, и похороню.

 — И крестик поставишь?..

 — Само собой!

А сам за мусорное ведро и к выходу.

Только у самой двери, в прихожей уже, меня Светка перехватывает:

 — Ты куда?

 — На мусорку…

 — А лопату что не берёшь?!

И смотрю… Из глаз-то… Слёзы! Сами. Так и бегут. Так и бегут. И здоровущ-щие… Как горошины.

 — Так, Свет… Что, я в лесок прямо с пустым ведром, лопатой под мышкой и попугаем в зубах попрусь? Сейчас, вынесу мусор, вернусь, возьму лопату и пойду. А вы пока, хоть в тряпицу какую его заверните.

 — А-аа… А я подумала…

 — Дура! Индюк тоже думал. Да вот, в суп попал.

 — Ладно, ладно… Иди уж, умник. А мы и правда. Завернём пока Чика…

* * *

Вот так я и похоронил того попугая. Нет, крест, конечно, ставить не стал. Хоть и Божия тварь, так ведь нехрещёный.

Но палочку с ели сломил и воткнул. Чтоб видно было, что не просто то холмик. Могилка.

А не подскочила бы тогда Светка к дверям… И не увидел бы я те слезы. С крупную горошину. Ну, вы, наверное, и сами всё поняли. А я промолчу за то, о чем и самому стыдно вспоминать.

Статья опубликована в выпуске 30.10.2014
Обновлено 15.10.2020

Комментарии (10):

Чтобы оставить комментарий зарегистрируйтесь или войдите на сайт

Войти через социальные сети: