​Мадейра. Где никогда не заканчивается весна?

Ленивая и теплая мысль об экзотическом и далеком острове Мадейре, где-то затерянном в лазурных водах Атлантического океана, бывшей пиратской гавани, нехотя вызвала в моем почти зимнем мозгу небольшое шевеление и даже воодушевление.

Я так долго думал, куда уехать от этой ненавистной зимы, насморка и ночи в три часа дня… И так долго не воодушевлялся от «старушки-Европы», которая, если честно, ну очень примерно одинаковая везде, что мысль о затерянном и пиратском острове Мадейра, который входит в Евросоюз и куда не нужны визы и тому подобные трихомудия с проверками и досмотрами, меня почти вернула к жизни и заставила строить новые планы.

Остров Мадейра в составе архипелага Мадейра из трех крупных островов в Восточной Атлантике — автономная часть Португалии на удалении примерно 1000 км как от африканского Марокко, так и самой Португалии, что в переводе «дерево, древесина» — в памяти вызывал разве что одноименное вино мадеру и… больше ничего.

Раз «больше ничего» — тем и лучше. Тем затеряннее, тем необычнее, тем дальше от всего надоевшего мира!

Я пробил вероятность беспрепятственного въезда в эту пиратскую гавань и обнаружил, что препятствий нет, ехать можно. Однако возникла некоторая заминка с бронированием места проживания среди потомков пиратов. Из примерно тридцати запросов в ответ я получил от силы три, да и в тех условия внесения депозита.

Но попытка — не только не пытка, но и всегда результат. В конечном итоге у меня вышло две брони: одна — в столице Фуншал, другая — рядом, в городке под названием Машику (я всегда делаю, минимум, две брони — план А и план Б, на всякий непредвиденный случай, и за день-два одну отменяю).

Потом был почти пятичасовой перелет из Варшавы в Лиссабон, ночь в Лиссабоне (почти по Ремарку) и даже короткая потасовка с местными и ранний вылет из Лиссабона в Фуншал.

Небольшой аэробус португальской авиакомпании TAP — с явными признаками португальскости и, как мне казалось, даже некой «мадейровости»: лица бортпроводниц были смуглыми и, казалось, прямиком из-под тропического солнца, но в то же время вполне себе европейскими. Полтора часа лету до главного острова Мадейра — и почти сказочное приземление с разворотом вдоль восточной оконечности острова, когда за окном, низко-низко, до ряби на поверхности Атлантики, виден мыс Farol da Ponta с его домиками, ветряными мельницами и лодками в порту — все, как на географической карте. И само приземление на взлетную полосу, которая покоится на мосту и гигантских сваях (взлетная полоса в Фуншале считается одной из самых опасных в мире).

Около десяти часов по Гринвичу, не выспавшийся после ночи в Лиссабоне, но счастливый и взъерошенный, я вышел из центральных дверей уютного аэропорта столицы Мадейры города Фуншал прямиком в объятия мадейрянской вечной весны с ее 25 градусами и лазурным Атлантическим океаном. Вот двери из аэропорта, а вот, внизу по скале с кактусами, сама Атлантика. Вид вполне достойный Магеллана и Айвазовского. Мой первый раз на океане.

Да, без преувеличения, Атлантика на Мадейре была сказочной. И океан есть океан — это уже даже не огромное Средиземное море, с его довольно уютными и пасторальными видами. Океан — это мощь. Океан — это крутые скалы и лазурь до горизонта. Недаром одно из основных и часто встречаемых слов на Мадейре и в континентальной Португалии было «азул», или «лазурный, голубой». Та же азулежу, вездесущая португальская глазурованная плитка, которой украшены португальские дома и улицы, тоже «лазурная».

До Машику было примерно 5 км, и я, сообразно со своей «ходячей» традицией, прошел их по навигатору пешком. Дорога пролегала вдоль океана, где местные виды сумасшедше ласкали уставшие от дороги глаза, вызывая внутреннее ликование от красот природы, ее первобытности и невообразимости.

Вулканический остров Мадейра, незаметный на карте, на деле — довольно большой и рельефный. Перепады высот от нуля до почти двух тысяч метров в горах, густо покрытых растительностью и лесами. Рельефы крутые, отчего всегда приходится передвигаться под углом, вверх и вниз.

Мадейру хорошо характеризует ее же оригинальное название — «дерево», и кто-то назвавший ее замечательным сплавом девственной природы и человеческого труда.
Действительно, довольно неудобный для всего горный рельеф представляет собой пример уникального человеческого труда, при помощи которого остров был превращен в современную туристическую Мекку с его европейской инфраструктурой, дорогами и тротуарами, взлетными полосами и канатными дорогами.

Все на моем пути радовало и удивляло не только природной красотой, но и красотой и результатом упорного человеческого труда. Дороги — идеальные, хотя сплошные змеевидные серпантины на высоте. Тротуары — словно выложенные вчера, без сколов и следов чрезмерной человеческой эксплуатации. Мосты — верх современной архитектуры и строительства.

Мой отель Amparo лежал в уютной лагуне между двух хребтов. С одной стороны — лазурный океан, с другой — платаны и банановые деревья, по бокам — вулканические горы, особенно сказочно смотрящиеся после захода солнца в аккуратной подсветке.

Из дополнительных плюсов Мадейры, помимо ее упомянутой первозданной красоты и развитости инфраструктуры, которые я один за другим обнаруживал, была приятная неожиданность, что почти все потомки пиратов на острове хорошо говорили по-английски, обещая безбарьерную коммуникацию.

Закинув свои вещи в номер, я выбежал на мощеные плиткой и калькой мадейрянские улочки и побежал исследовать и обследовать этот некогда пиратский остров, а ныне жемчужину туристических мест Атлантики.

Муниципалитет Машику, где я остановился, представлял из себя приокеанское поселение из 25 000 голов, пяти-семи основных аккуратных улочек, выложенных плиткой и камнем, множества рыбных и прочих ресторанов, одной местной церкви и еще чего-то там. Казалось, люди там не живут, а только отдыхают.

Я забежал в местный кабачок, попробовал местного пива Coral, недурственного и недешевого (2,5 евро за 0,33 л). Потом в местную фруктовую лавку…

У-у-у… мне вдруг стало больно — в памяти еще свежи были картины снега на улицах и наших оскудевших на фрукты магазинов. Здесь же, среди теплых вибраций разгорячённых местных тел, всех этих «ола» и «обригадо» — горы красно-желтых манго, ополовиненных оранжевых папай, кремовых яблок всех размеров, нежнейших драгонфруктов, насыщенных маракуй…

Я взял «шишку» монстеры, или банано-ананаса, как ее еще называют. Вы когда-нибудь пробовали шишку монстеры, или банано-ананас? Нет, вы не пробовали банано-ананас. Но тот, кто пробовал, скажет вам, что это лучший фрукт на Земле и во вселенной, так он нежен, кисло-сладок и неповторим!

Изголодав еще с лиссабонской ночи, где я успел наспех перекусить вкуснейшей лазаньей и крепчайшим кофе на турецкий манер, я прихватил местной ветчины, сыра, хлеба и бутылку мадеры.

А вы пробовали мадеру? Я — нет. Но я и не хотел бы пробовать мадеру не на Мадейре, как не хотел бы пробовать то, что не было сделано там, где оно было сделано в первый раз.

Мадера, или правильно мадейра, по одноименному названию острова — местное крепленое вино, получившее известность во всем мире, благодаря пиратам, ну и маркетологам тоже. Сладкое, не бьющее в нёбо спиртом, очень вкусное. Но… и опасное. Уже позже я смешал его с виски и пивом, мотыляясь по вечерним заведениям Машику, и наутро мне было так, как бывало пару раз в глупой юности, когда я только начинал экспериментировать с алкоголем.

Мадера, пара ломтиков сыра и разбивающиеся о каменистый берег волны Атлантики в первый день моего приезда ознаменовали мое прибытие. Прибытие на пиратский остров Мадейра, который вошел в анналы истории пиратства и туризма и, безусловно, в анналы моей благодарной памяти…

На следующее утро я проснулся рано, без пяти семь, и, накинув майку и прихватив телефон, рванул сквозь платаны к океану. Бежать было недалеко, всего метров 50. Вдалеке зардевалось солнце, волны Атлантики уже не так шумно, как вчера, расплескивались о пляжную гальку, с гор позади спускался молочный туман. Горы, океан и остров…

Быстро позавтракав вчерашней ветчиной и хлебом, уже в девять я был в пути в горы и к левадам.

Левады на Мадейре — это такие искусственные каналы для стока постоянно образующейся в горах влаги, по бокам поросшие местной растительностью, с открывающимися там и сям сногсшибательными видами на местные долины, горы и океан.

Но до левад в тот день я не дошел, а дошел до Канисала, что на восточной оконечности острова, пройдя вверх и вниз, сквозь туман и дождь, сквозь километровые туннели (Мадейра вся в тоннелях), спустившись к Muse do Balei (китовый музей) и выйдя к пристани.

За время похода я вымок. Выяснилось, что сказочный туман в горах — не что иное, как дождь тебе на голову, а не только красота со стороны. Я запыхался до устойчивой тахикардии — порой градус подъема был равен чуть ли не прямому углу и кроме меня не было других пешеходов, а только машины, машины, машины…

У пристани возле Китового музея, который был в тот понедельник закрыт, я познакомился с Фернандо, пловцом и музыкантом. Необычно для себя, я пообщался с человеком 40 минут! И мне было так интересно слушать его философию вынужденного умеренного убийства китов и бережного отношения ко всему вокруг, что я даже не поторопился уйти уже минут через пять.

В конце он мне дал ссылку на свой ютуб-канал с его транквил-музыкой, мы пожали друг другу руки и он нырнул в по-декабрьски теплую лазурную Атлантику и поплыл к скале напротив примерно в километре от пристани.

Я прошел сквозь Канисал с его памятниками китобоям, оглядел местную верфь и, голодный и еще немного мокрый, решил возвращаться на свой постоялый двор.

Туман в горах уже рассеялся, на склонах цвели местные красные цветки и склонялись к морю местные папоротники. Внизу паслись козы, радостно блеявшие мне навстречу. И было мне на сердце легко и просто, как бывало еще давно в детстве.

По дороге назад я сбился с нужного азимута и прошел свою точку невозврата, оказавшись на огромном мосту, с которого никак нельзя было спустится в долину, которая вела к моему Машику.

Пройдя весь путь, я все же спустился в долину и часва два спустя, наконец, голодный и еще холодный, вернулся в свою пристань.

Продолжение следует…