НА БАЛУ В КАМЕНКЕ НА НЕВЕСТЕ ЗАГОРЕЛОСЬ ПЛАТЬЕ
Князь Волконский зачастил в гости к генералу Раевскому, лишь только заметил красоту его младшей дочери Марии. Как бы ненароком он попадал на те вечера, когда девушка пела и зачаровывала всех нежным голосом. Князь останавливался неподалеку от рояля и, бывало, весь концерт так и стоял, спиною прислонившись к колонне и наслаждаясь пением любимой.
Позже Волконский вспоминал: «Давно влюбленный в нее, я, наконец, решился просить ее руки».
Отец Марии недолго думал и согласился отдать любимую дочь за знатного и богатого князя. Официально помолвку отпраздновали большим балом в местечке Каменка на Украине, на котором собралось все семейство Раевских-Давыдовых и Волконских.
Великолепный праздник испортила одна маленькая неприятность — во время танца с женихом на Марии загорелось платье. Танцуя мазурку, она нечаянно задела краем одежды столик с канделябрами, и одна из свечей опрокинулась. Огонь быстро потушили, но Мария очень испугалась. Гостям это показалось плохим предзнаменованием.
Свадьбу отпраздновали 11 января 1825 года. Невесте не было еще и двадцати, а жениху исполнилось тридцать семь. Они почти не знали друг друга.
В первый год семейной жизни они прожили вместе всего три месяца. Вскоре после свадьбы Мария заболела и уехала лечиться в Одессу, а потом в имение родителей.
Князь Волконский остался командовать пехотной дивизией в Умани, где его и арестовали 7 января 1826 года.
За несколько дней до ареста Волконский, предчувствуя долгую разлуку, навестил молодую жену и сына-первенца. Трагедия его любимой Марии уже началась…
После долгих месяцев следствия и обивания начальственных порогов в Петербурге Мария Николаевна получает разрешение Николая I разделить судьбу мужа-каторжника. И 22 декабря 1826 года, оставив ребенка свекрови, она отправляется в неизвестность. А было ей всего лишь двадцать лет.
«У меня была куплена кибитка; я уложилась в одну минуту, взяла с собой немного белья и три платья да ватошный капор, который надела. Остальные свои деньги я берегла для Сибири, зашив их в свое платье. Перед отъездом я стала на колени у люльки моего ребенка; я молилась долго. Сестра, видя, что я уезжаю без шубы, испугалась за меня и, сняв со своих плеч салоп на меху, надела его на меня. Кроме того, она снабдила меня книгами, шерстями для рукоделья и рисунками…» — записала в дневнике Мария Николаевна.
11 февраля 1827 года Мария добирается до Благодатского рудника, где разжалованный князь Волконский добывает свинец. Шесть тысяч верст пути, в лютые морозы, под свист пурги. И вот они встретились — Сергей Григорьевич, гремя кандалами, побежал к жене.
«Вид его кандалов, — вспоминала через много лет Мария Николаевна, — так взволновал и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала сначала его кандалы, а потом и его самого».
Судьба не баловала эту красивую и упрямую женщину. Самыми тяжелыми были семь месяцев в Благодатском руднике, затем — три года в Читинском остроге.
За это время случилось многое: в январе 1828 года умер двухлетний Николенька Волконский, оставленный на попечение родственников, а в сентябре 1829-го — отец, генерал Раевский. И в августе 1830-го угасла дочь Софья, рожденная в Сибири и не прожившая и дня.
На одре смерти старик Раевский не выдержал и простил дочь. Показывая на портрет Марии, он сознался родным: «Вот самая удивительная женщина, которую я знал!».
ЛЮБОВНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК МАРИИ ВОЛКОНСКОЙ
Все ярче разгоралась красота тридцатилетней Марии Николаевны: Одоевский воспевал ее в стихах, Лунин — в прозе.
«Молодая, стройная, более высокая, чем среднего роста, брюнетка с горящими глазами, с полусмуглым лицом, с немного вздернутым носом, с гордой, но плавной походкой. За смугловатость ее прозвали „девой Ганга“; не выказывала грусти, была любезна с товарищами мужа, но горда и взыскательна с комендантом и начальниками острога», — писал о Марии Николаевне декабрист
И чем прекрасней становилась эта женщина, волнующая всех мужчин на читинской каторге, тем сложнее было ей находить общий язык с собственным мужем. Они были очень разными людьми.
«Отношения между супругами Волконскими не складывались, отчуждение становилось все более глубоким и явным для окружающих», — утверждает доктор филологических наук Нина Забабурова.
Увы, семейного счастья не получилось. Но, к чести обоих, — до самых последних дней они отзывались друг о друге с величайшим уважением.
«Я вышла замуж в 1825 году за князя Сергея Григорьевича Волконского, вашего отца, достойнейшего и благороднейшего из людей», — неоднократно говорила своим детям Мария Николаевна.
Сын Волконских, названный Михаилом, родился в 1832 году, и упорно ходили слухи, что отцом его был декабрист Александр Поджио. Через три года Мария родила дочь Нелли, отцом которой также считали не Волконского, а Поджио.
Кстати, Нелли была его любимицей, и когда Александр Викторович тяжело заболел на склоне лет, то поехал умирать к ней, в ее имение Вороньки, хотя у него была собственная семья.
Сергей Волконский все знал и все мужественно пережил, смирившись перед любовью, которой сам не мог дать, и перед страстью, которая околдовала его жену и его лучшего друга.
Для всех людей, официально, Михаил и Нелли были сыном и дочерью князя. Он передал им свое имя, свой титул и оставшееся состояние. Они долго считали себя детьми Волконского и не отказались от него даже тогда, когда узнали всю правду, утверждает исследователь Нина Берберова.
«Много ходит невыгодных для Марии Николаевны слухов про ее жизнь в Сибири, говорят, что даже сын и дочь ее дети не Волконского… Вся привязанность детей сосредотачивалась на матери, а мать смотрела с каким-то пренебрежением на мужа, что, конечно, имело влияние и на отношение к нему детей», — приподнимает завесу тайны над семейной драмой Волконских сын декабриста Евгений Якушкин, побывавший в Сибири в 1855 году.
ОНИ ОСТАЛИСЬ ВМЕСТЕ И ПОСЛЕ СМЕРТИ
Со временем Волконские переехали в Иркутск. Свой дом опальная княгиня стремилась превратить в лучший салон города.
«Но если старик Волконский, поглощенный своими сельскохозяйственными занятиями и весь ушедший в народ, не тяготел к городу и гораздо больше интересовался деревней, то жена его, княгиня Марья Николаевна, была дама совсем светская, любила общество и развлечения и сумела сделать из своего дома главный центр иркутской общественной жизни. Говорят, она была хороша собой, но, с моей точки зрения 11-летнего мальчика, она мне не могла казаться иначе, как старушкой, так как ей перешло тогда за 40 лет; помню ее женщиной высокой, стройной, худощавой, с небольшой относительно головой и красивыми, постоянно щурившимися глазами. Держала она себя с большим достоинством, говорила медленно и вообще на нас, детей, производила впечатление гордой, сухой, как бы ледяной особы, так что мы всегда несколько стеснялись в ее присутствии…», — вспоминал житель Иркутска Н.А. Белоголовый.
В 1856 году Михаил Волконский, живший уже в Петербурге, привез к декабристам весть об освобождении. После этого из Сибири возвратился его отец. Совсем больная, Мария Николаевна уехала годом раньше. Вернувшись на родину, она начала писать воспоминания о пережитом.
В сопровождении своей любимой дочери княгиня ездила на лечение за границу, но это не помогло. Мария Волконская умерла в 1863 году. Она похоронена в имении Воронки Черниговской губернии, принадлежавшем Нелли.
Ее последние дни с ней разделил Александр Поджио, приехавший навсегда проститься с любимой женщиной.
А Сергей Волконский жил в это время в имении сына под Ревелем. Он не успел проводить Марию Николаевну в последний путь, так как от него скрыли ее последнюю болезнь и смерть. Но через два года не стало и его.
Князя похоронили рядом с женою, положив в ногах ее могилы, согласно завещанию Сергея Григорьевича.
А еще через восемь лет умер и Поджио. Свои последние годы он прожил в имении дочери Нелли, где и умер у нее на руках. Его похоронили рядом с могилами Сергея и Марии Волконских.
Все трое и после смерти остались вместе, презрев молву и условности общества.
Источник: www.tonnel.ru/index.php?l=gzl&uid=436
Услышал однажды зимний разговор: нет плохой погоды, есть плохо одетые люди.