К флотилии, где оказался наш герой, вскорости подошли еще несколько венецианских и мальтийских кораблей, в результате чего эскадра превратилась в грозную силу, состоявшую из 28 военных кораблей, 24 галер и 7 галеасов. Командовал ею генерал (?) Марчелло.
Упомянутый рассказчиком генерал Лоренцо Марчелло (1603−1656 гг.) — реальное историческое лицо, знаменитый венецианский адмирал. Почему рассказчик (или переводчик?) называет его генералом, не совсем понятно. В любом случае, даже если он и носил такое звание, логично предположить, что генерал, руководящий боевыми действиями на море, де-факто становится адмиралом. Возможно, все дело в том, что Марчелло к тому же занимал должность, носившую пышное наименование «генерал-капитан флота».
Какое-то время ничего не происходило, и европейский флот в течение месяца ждал, когда турки покинут Константинополь и выйдут в море. Меня больше удивило даже не это промедление, а то обстоятельство, что рассказчик упорно называл Стамбул (который уже два столетия находился под властью турок) Константинополем.
Впрочем, город после его захвата османами и переноса туда столицы империи формально не переименовывался: для турок он оставался Истанбулом, а для греков — Константинополем; судя по всему, в обиходном употреблении использовались оба топонима.
Силы турок, по словам автора, исчислялись в 28 военных кораблей и 60 галер, на них находилось значительное количество воинского контингента, который с определенной долей условности можно назвать «морской пехотой». Наконец, идя навстречу (в буквальном и переносном смыслах) пожеланиям венецианцев, «они вышли на всех парусах в Дарданелльский пролив, намереваясь прорваться к греческим островам или в другие места архипелага». Сражение было неизбежно, и вскоре оно произошло.
Баталия между двумя флотами началась скорее неторопливо, как это обычно и происходило в эпоху парусного флота. Какое-то время турки стояли у берега под защитой крепостных батарей, которые постоянно обстреливали венецианцев. Самому жестокому обстрелу подвергся адмиральский (или все-таки генеральский?) корабль .
«Турки метали из крепостей такими большими и тяжелыми камнями, что они, как быки, падали в воду и на корабли, а жерла пушек в крепостях были шириной с целую пивную бочку», — рассказывает Стрейс.
Наконец, артиллеристы взяли паузу, и турецкие корабли, используя попутный ветер, в полном боевом порядке двинулись на противника:
«с таким отвратительным криком, что мы не могли ни слышать, ни понимать друг друга».
Европейские суда во главе с генерал-адмиралом Марчелло «построились в форме полумесяца, с нетерпением ожидая турецкий полумесяц» (рассказчику, будь это Стрейс или его соавтор, не откажешь ни в образности, ни в чувстве юмора). Турки открыли сильный огонь, но венецианцы (и их союзники) держались со всем возможным мужеством.
«Но благороднее всего держался капитан Бернардо Брагадино на фрегате „Контарина“, на котором в то время находился и я… Никто не обращал внимания на залпы турок, а только старались изо всех сил подойти к ним вплотную. То же самое было на всех нидерландских кораблях, которые надеялись таким образом вызвать турок на решительную битву, и хотя, как уже сказано, ветер был на их стороне, тем не менее они уклонялись и шли, подняв паруса, по излучине канала, между крепостью Анатолией и Варварийским берегом, где стали на якорь, полагая, что крепость даст им надежную защиту».
Турки были отважными воинами, но морские баталии с европейцами они чаще проигрывали, чем выигрывали. И поэтому, хотя ветер благоприятствовал им, до поры до времени стремились уклониться от генерального сражения, двигаясь вдоль берега. Вскоре они стали на якорь неподалеку от крепости Анатолия, где надеялись найти надежное убежище — что называется, дома и стены помогают, а тем более, установленные на них береговые батареи.
На счастье венецианцев, ветер в очередной раз переменился, и адмирал отдал приказ об атаке, которая стала для неприятеля полной неожиданностью (хотя и было очевидно, что европейцы атакуют турецкий флот при первой же благоприятной возможности).
«Турки были так испуганы, что многие прыгали за борт, ибо ветер дул им в лицо (?). Это привело их в такой страх и замешательство, что они не знали, куда им деваться. Они подплывали на кораблях к самому берегу и соскакивали на него, чтобы спасти свою жизнь, но тщетно, ибо течение относило их к морю, так что весь пролив был покрыт людьми, в том числе было много рабов из христиан, которых венецианцы вылавливали на маленьких судах».
Но битва не только не закончилась, а продолжилась с еще большим запалом и ожесточением. Вошли в дело галеры беев, до этого не участвовавшие в сражении, причем сражались они отчаянно (беи — союзники и вассалы турок из Алжира, Туниса и Триполи).
«Стойко держался некий паша (по происхождению грек, отрекшийся от своей веры); он обещал султану принести голову венецианского генерала или сложить свою; и правда, он сделал все, что мог, чтобы отрезать галеру генерала Марчелло, но ему здорово досталось, так что он потерял свое мужество и генерал сам рассчитывал одолеть его, но был убит пушечным ядром вместе с четырьмя другими, стоявшими рядом с ним».
Итак, генерал-адмирал героически погиб на своем посту, и его место занял другой генерал — проведитор армии Барбаро Бадуро. Судя по всему, в генералах, готовых брать на себя адмиральские обязанности, у венецианцев не было недостатка. На этом месте я задумался: а не был ли самый знаменитый из всех венецианских полководцев, шекспировский генерал Отелло, по совместительству и адмиралом, поскольку он тоже командовал флотом?
Европейцы побеждали, но при этом несли тяжелые потери. Погибли два голландских корабля — «Щит Нассау» и «Давид и Голиаф». Получил тяжелую рану, лишившись глаза, и еще один храбрый венецианский командир — Лацаро (Ладзаро) Мочениго.
Боги иногда благосклонны к героям, но бывает это далеко не всегда, потому что вызов, который те бросают судьбе, кажется им порой слишком дерзким и непочтительным. Именно это и случилось с Мочениго. Прошел без малого год, и, будучи генерал-капитаном флота, он, командуя эскадрой из 20 кораблей, преследовал 33 турецких судна и напал на них прямо у стен Константинополя.
«Он мог бы добраться и до самого города, если бы одним из выстрелов с береговой батареи не был взорван пороховой склад; в результате взрыва упала мачта, реем которой Лаццаро Мочениго был убит на месте», — пишет в своей монографии «Венеция. История от основания города до падения республики» историк Джон Норвич.
Что касается Стрейса, то он ближе всего к сердцу принял гибель земляков.
«Нас сильно опечалило несчастье, происшедшее с „Давидом и Голиафом“, на нем погибло 22 соотечественника; было их там 44 человека, а спаслось только 22».
Ночь положила конец сражению, однако неприятель еще не был сломлен, и с наступлением дня битва возобновилась; она продолжалась весь следующий день и закончилась полным разгромом турок.
«Венецианские генералы сожгли большую часть кораблей и галер, чтобы не тратить на них лишнего труда, но некоторые они оставили себе на память о доблестной победе, которая обошлась венецианцам в 400 убитых, в том числе знаменитый генерал Марчелло, и множество раненых… Венецианцы захватили 18 галер, а мальтийцы —11 кораблей; сожжено было 54 корабля, так что из 97 галеасов, кораблей и галер ушло не более четырнадцати. Кроме того венецианцы освободили 5 тыс. рабов христиан».
(Статистика, а особенно военно-морская, как известно, знает все.)
Часть флота пошла обратно, в Венецию, «мы же пустились дальше за своим счастьем», — пишет Стрейс.
Первым местом, где они начали его искать, стал остров Тенедос; там находились две крепости и был расквартирован турецкий гарнизон. После двух недель осады османы выбросили белый флаг; им была обещана беспрепятственная эвакуация с острова, при этом оговорено, «что всех отступников, которых найдут венецианцы, закуют и сошлют на галеры» (как видим, не только туркам были необходимы невольники на галерах).
На острове был оставлен гарнизон под командованием некоего Лоредано, венецианского дворянина. Флот же отправился к острову Лемносу, расположенному неподалеку.
Стрейс так описывает его:
«Это необычайно красивый и плодородный остров; на нем имеется в изобилии пшеница, горох, бобы, масло растительное и коровье, сыр, довольно много овец, и там собирают много шерсти. Здесь берут землю, которой торгуют аптекари: это собственно род бледно-красного мела. Жители — греки, но они не имеют права жить в огороженных местах. Главный город назван по имени острова Сталимене, он довольно большой. На острове есть также несколько маленьких городов, а также 75 деревень по большей части на берегу моря. В наше время на острове была отличная крепость, защищавшая гавань, с гарнизоном в 700 отличных турецких солдат; но так как паша узнал, что Тенедос взят и ему было бы трудно продержаться, то он решил сдаться почти на тех же условиях, как и крепость Тенедоса, ибо подвоз был отрезан».
Отличная крепость с отличными солдатами быстро сдалась, узнав о падении соседнего острова, и победители, действуя по уже налаженной схеме, назначили своего коменданта, не преминув оставить на острове гарнизон.
Венецианцы — народ торговый, и если не единственным, то главным мотивом их действий всегда являлось извлечение прибыли из всего, из чего ее можно было извлечь. Укрепившись на Лемносе, они, как пишет Стрейс:
«отсюда разослали для взимания контрибуции корабли по всему архипелагу, которым мы окончательно завладели».
Как отнеслось к смене власти греческое население островов? Венецианцы, в отличие от турок, приверженцев ислама, исповедовали христианство, хотя и являлись адептами другой его ветви — католицизма. Но, во-первых, они тоже требовали выплаты налогов (контрибуции), а во-вторых, способность «понаприехавших» европейцев защитить островитян от «неверных» турок вызывала большие сомнения.
При этом в сферу венецианского влияния, как пишет рассказчик:
«Попали и такие острова, которые ранее считались независимыми; большинство греческих островов оказалось в таком ужасном положении, что им пришлось платить контрибуцию и туркам, и венецианцам, что было для бедных жителей непосильно».
Как тут не вспомнить слова сельского жителя из бессмертного советского кинофильма «Чапаев»:
― Да, вот хреновина. Ну прямо карусель получается. Белые пришли — грабють, красные пришли — тоже грабють. Ну куды крестьянину (русскому или греческому — не столь важно) податься?
Что называется, история любит повторяться.
Не знаю, как на вершинах новозеландских хребтов, а у меня на даче, в Новгородской области, бетонные плиты пешеходной дорожки, залитые...