Правда, были и те, что появлялись регулярно. Пили на кухне водку, смеялись громко, иногда спорили или ругались матом. Потом шли вместе с мамой в спальню, прикрывали поплотнее дверь и включали медленную музыку. Словно все было хорошо.
Но мальчику казалось, что не все было хорошо. А даже напротив, все было очень, очень нехорошо.
Но что, он не мог понять. И только молча шел к себе, готовил уроки или играл в телефоне. А ночью долго не мог уснуть, слыша за дверью какую-то возню, бормотания, приглушенные вскрикивания, словно маме было больно и она плакала. И тогда на глаза ему наворачивались непонятные слезы, словно это ему больно было ему.
В школе ему тоже не нравилось. Он был новенький в классе. Друзей у него не было. Он был тихий, спокойный, даже меланхоличный мальчик, проводивший больше времени с книжками и телефоном, а его одноклассники все как назло шумные, злые. То рюкзак спрячут, то мелом на спине нарисуют. Им весело, а мальчику плакать хочется.
Одна радость была у мальчика — велосипед. Велосипед, который ему мама купила прошлым летом, на котором он катался до поздней осени и даже зимой, пока лужи не замерзнут и ездить уже стало невозможно.
Вот и сегодня, как только к маме пришел очередной знакомый и они закрылись за дверью, он воспользовался случаем и почти в слезах выволок свой велосипед из подъезда во двор и помчался по усыпанным осенними желтыми листьями тротуарам в ближайший сквер в своем непонятном мальчишеском чувстве.
Ему было горько, и обидно, непонятно отчего. И жалко маму. И еще себя.
Проезжая мимо сквера, у старенькой одноэтажной лачуги, он заметил кота. Большого такого, серого кота, который сидел на крыльце и лениво грелся на солнышке.
Остановившись, мальчик позвал: «Кыс-кыс-кыс». Но кот не отозвался, а, напротив, повернул голову в другую сторону, словно игнорируя мальчика.
«Кыс-кыс», «кыс-кыс-кыс». «Глупый какой» — сказал мальчик, слезая с велосипеда и подходя поближе. Кот, услышав человеческую речь, повернул в его сторону голову. Еще яркое осеннее солнце со всей силы ударило в кошачьи глаза.
В большие круглые глаза, в которых до краев было налито мутное молоко.
Кот был слепой.
«Бедный» — мальчику стало жалко кота. Еще больше, чем себя и маму. «Бедный, бедный слепой котик» — старые слезы комом снова подступили к горлу.
Он снова вскочил на велосипед, в непонятном порыве своего маленького сердца домчался до магазина поблизости, купил один пакетик самого дешевого кошачьего корма.
У него не хватило карманных денег и на этот, единственный пакетик кошачьей еды, но продавщица, посмотрев строго в его заплаканные глаза, почти незаметно улыбнулась, сжалилась и пропустила его так, сказав басом: «Потом донесешь».
Вернувшись, он выдавил корм на большой красный кленовый лист и, пока кот жадно ел его угощение, гладил его по неровной кошачьей голове в грубых шишках и ссадинах.
Его боль ушла, теперь ему было больно за кота. И он не мог понять, что лучше, а что хуже: когда ему было больно за себя, тогда раньше или когда за слепого кота, сейчас.
Теперь, каждый раз после школы он первым делом мчался в сквер к своему слепому коту.
Тот, как и раньше сидел на стареньком, полурассыпавшемся крыльце, щуря слепые глаза на осеннее солнце и всякий раз вздрагивая, когда мимо проезжало что-нибудь шумное, вроде машины или самоката.
Мальчик экономил на школьных обедах, откладывая пару рублей, чтобы купить пакетик кошачьего корма для своего нового друга.
Новое, странное чувство, что-то среднее между радостью и печалью, детским весельем и взрослым горем пульсировало в его голове. Ему было так неимоверно и по-детски жалко старого, слепого кота на крыльце и в то же время так радостно и хорошо, что он не мог толком и понять, что с ним происходило.
… Вот этот самый старый слепой кот сидит на старом крыльце. Все, что он видит своими мутными глазами, это какие-то тени, которые проплывают мимо него. Он задирает голову, прислушиваясь, больше ориентируясь на слух, чем полагаясь на свое зрение. Потом подходит медленно и неуверенно к протянутой руке, натыкается на нее, тычется в нее своим мокрым носом, принюхиваясь и напрасно присматриваясь.
Мальчик собирается уезжать, подходит к своему велосипеду, перекидывает ногу, но тут старый слепой кот встает со своего места и идет по направлению к нему, останавливается возле него, принюхивается и повернув свою большую старую голову, смотри на мальчика, словно что-то видит и еще больше понимает.
И так несколько раз. Мальчик все собирается уехать, делает на велосипеде круг, другой, возвращается. И так снова и снова. Старый слепой кот опять подходит к нему, вытягивает шею, тычется теплым носом в ладонь…
Чей это был кот и где он жил, когда становилось холодно, было непонятно. На домашнего он был не похож, хотя был довольно упитан.
А потом пришел ноябрь, похолодало, зачастили дожди. Мальчик остался дома, раз, другой. А когда потом приехал в сквер, то своего слепого друга там не нашел.
И на следующий день на крыльце кота тоже не было. И на следующий.
Сначала мальчик забеспокоился. Дома он тихо плакал в подушку и мама не могла понять, что случилось.
А потом все прошло. Ибо не умеет детское сердце вечно печалиться, старые ужасные горести всегда сменяют быстрые новые радости.
Осень прошла, пришла зима. Школа, потом болезнь заняли все внимание мальчика.
На велосипеде он больше не ездил и в ту сторону не ходил до самой весны.
А когда пришла весна, он снова поехал в сквер, в надежде увидеть своего старого знакомого.

Но, как всегда, крыльцо было пустым.
И на следующий день. И снова, и снова…
Пока мальчик не подумал, не поинтересоваться ли ему в подъезде, у жильцов, где сидел его слепой кот. Может, они знают, где он.
Он приехал туда, в волнении вошел в полутемный подъезд и набравшись смелости позвонил в первую дверь с ржавой цифрой «1».
Ему открыл не совсем трезвый пожилой мужчина в грязной майке с надкусанным куриным окорочком в волосатой руке, который, жуя, выслушал его запинающееся обращение и молча показал надкусанным куском курицы на соседнюю дверь, хрипло прошамкав: «Там спроси». И с грохотом захлопнул дверь.
Тогда мальчик дрожащей рукой позвонил в дверь с цифрой «2». Дверь открыла страшная старуха, похожая на Бабу-Ягу. В желтушном освещении от единственной лампочки в подъезде ему стало не по себе и он хотел, было, сначала убежать. Но потом набрался последней смелости и почти закрыв глаза, выпалил:
— Извините, пожалуйста, вы тут старого слепого кота не видели?
— Кота? — проскрипела страшная старуха, щурясь почти как тот самый старый кот.
— Да, старый такой слепой кот. Он раньше на вашем крыльце сидел — заикаясь, выдавил мальчик. — Ага. Сидел — проскрипела Баба-Яга, прихрамывая, делая шаг вперед.
— А где он? — мальчику показалось Баба-Яга сейчас схватит его за волосы и затащит к себе в темную квартиру.
— Ан нет его больше. Сдох.
— Ка-а-ак сдох??? — из последних сил в ужасе выпалил мальчик.
— Так. Машина его стукнула. Вот он и сдох. Еще осенью. Ну да, сдох. Как есть сдох…
Мальчик, не помня себя, кинулся вон из подъезда.
Неприкрытая правда жизни, как есть, во всем своем уродстве дала ему больного щелбана по лбу, так, что в ушах загудело.
Всхлипывая, он вскочил на свой велосипед и, рыдая во всю силу легких, в ранних сумерках ноября изо всех сил помчался домой.
А дома, в полной истерике в подушку, на вопросы встревоженной и ничего не понимающей мамы, то и дело всхлипывал:
— Жалко! Как же жалко!
— Да что случилось?! — недоумевала мама. — Кого жалко-то?! Кого?!
— Кота! — Какого кота?!
— Кота! Слепого кота! Моего друга!
…





Не знаю, как на вершинах новозеландских хребтов, а у меня на даче, в Новгородской области, бетонные плиты пешеходной дорожки, залитые...