Иван Васильевич просыпался на даче с деревенскими петухами. Щуря глаза, с трудом поднялся — невыносимо болела спина. Надел кофту и, шаркая ногами, вышел на веранду. Включил электрочайник, положил чайную ложку растворимого кофе в любимую кружку с греческим орнаментом по краю и раздёрнул занавески.
Звонили колокола сельской церкви, приглашающей к заутрене. В терновнике за прихватом — так называли самовольно «прихваченный» к даче кусок луга перед домом, где росла высокая ива со сдвоенными стволами, — пели соловьи. Ласковое майское солнце меженью разлилось по лугу.
Он любил поутру побродить по саду. Перед домом справа отцветала краснолистная черёмуха, распространяя вкусный дурманящий густой запах, а за ней распустился огромный куст махровой сирени. Белыми шапками цветов покрылась калина у калитки. Громко жужжали пчёлы на деревьях садового боярышника. Розовые цветы яблонь-невест, кружась в хороводе, падали на мокрую от росы траву.
Взяв ключи, он открыл калитку. Прямо за ней, в рощице по краю луга на переднем крае терновника, отцветали сливы давно заброшенного, ничейного и одичавшего сада. От него остался десяток плодовых деревьев, разбросанных по восточной окраине. Кому в прошлом принадлежал этот сад, никто не знал. Его расположение на краю луга, разделяющего деревню и дачные участки, вызывало удивление. Кто и когда мог жить здесь на отшибе?
Примерно в ста метрах от дачи Ивана Васильевича росла высоченная груша, обильно плодоносящая некрупными, но очень вкусными ранними плодами. Иван Васильевич с женой Мариной ежегодно собирали их, ели, варили варенье и «закрывали» компоты. Впрочем, груши с этого дерева собирали все дачники. Даже деревенские частенько захаживали сюда.
А вдоль дороги одиноко стояли несколько яблонь с мелкими зелёными и кислыми яблочками, и только на двух ближних к даче Ивана Васильевича яблоки сохранили сортовые достоинства деревенской грушовки. Вкусные, сочные, с красными полосатыми боками яблоки были общим достоянием. Многие дачники перегоняли их на сок.
ЗА ЛУГОМ — СЕЛЬСКАЯ ЦЕРКОВЬ. НА ПЕРЕДНЕМ ПЛАНЕ ГРУША СПРАВА ЯБЛОНЯ «ГРУШОВКА» (это подпись к фото)
За лугом расположилось село Терновое (Воронежская обл.), получившее название от зарослей терновника, где поселились соловьи, трелями которых наслаждались и дачники, и селяне. Центр деревенского раздолья венчала недавно отреставрированная церковь, за которой внизу под косогором причудливо извивалась речушка с красивым названием Ведуга.
В конце лета на лугу, ближе к дороге, бригада рабочих в оранжевых безрукавках установила трансформатор и начала бурить скважину. А через год весной на этом месте вырос большой, ладный двухэтажный дом из белого кирпича с огромным гаражом. Местные вмиг выяснили, что это строится очень блатной и богатый думец областного розлива. А кто ещё может на лугу вблизи дороги получить разрешение на строительство?
Вскоре рядом с думцем затарахтели дизеля экскаватора и автомобильного крана. На глазах рос фундамент ещё одного дома — районного судьи. По кооперативу пробежала весть: луг продали блатным и толстосумам под коттеджи!
Михалыч — сосед через две дачи — приплёлся к Ивану Васильевичу с пьяными слезами:
— Чё деется, Василич? Где закаты наши? Глаза не глядели бы на всё это безобразие! Вот ты учёный шибко, книжки пишешь. Скажи, зачем общий луг продают? А терновник куда? А соловьи?
— Михалыч, не береди душу! Иди в беседку, налью тебе хреновушки.
Посидели молча, выпили.
— Нет, вот ты скажи, Василич, — продолжил сосед, — имеют право или как? Что твой сын-адвокат гутарит?
— У моего сына, Михалыч, есть поговорка: «Право-то все имеют, да не все могут…» Только тут не тот случай. Вот моя покойная матушка говорила про молитву, которая помогает правильно определиться в жизни: «Дай бог мне ума и силы решать вопросы, которые находятся в моей компетенции. Дай бог мне ума не вмешиваться в события, мне не подвластные. И дай бог мне мудрости отличить первые от вторых»! Что мы с тобой сделать можем? Напиться за помин луга и сада?
— Да нет, Василич, все не так просто. Пока ты в саду возился, на лугу люди с администрации участки размечали. Два мужика с трубой, линейками и свистушка накрашенная в шортах и с журналом. Да вон гляди, к тебе Витька с Валей. Расскажут что и как. У них колья вбили прямо напротив их участка! Скоро и до тебя доберутся!
В беседку вошли расстроенные соседи. Валя была явно на взводе. Лицо горело возмущением:
— Представляете, Иван Васильевич, пришли новые хозяева напротив и уже успели обхамить нас с Витькой! Мы всё лето расчищали дорогу перед дачей, а они нам заявили, что это их земля и чтобы мы теперь ездили через вас! А колья вбили криво-косо! Не параллельно нашему участку. С одной стороны от нас шестнадцать метров, а с другой одиннадцать! Клин какой-то! Как же теперь дорога пойдёт? А что с грушей будет? Идём, посмотрим все вместе.
Колья действительно вбили под углом к красной линии дач. При ориентации на местности новый массив коттеджей привязали к селу, а не к дачам. Как ни судачили взволнованные дачники, как ни бегали к председателю кооператива, на ход событий это не влияло. Всё шло своим чередом.
Приехали соседи через дачу справа и тоже пришли к Ивану Васильевичу в беседку. Лена плакала.
— Что случилось? Почему плачешь? — спросила Марина.
— Луг жалко, — всхлипывая, ответила Лена, размазывая по лицу слёзы и тушь с ресниц, — где теперь мы гулять будем? Они не имеют права! Мы там шампиньоны собирали! Горе-то, горе какое! За что это нам? Наверное, грешили много!
— Вот только этого не надо, — поморщился Васильевич, — бога не приплетайте всуе. У тебя, Лен, то бог, то Интернет! Бог в людские дела не вмешивается.
— А вот, кстати, в Интернете я смотрела карту, — затараторила Лена, — там наш луг отмечен зелёной зоной, и слева было старое деревенское кладбище. На карте это место отмечено крестом. Надо писать губернатору!
— Михалыч, вон и твоя Татьяна катит. Пыхтит, как паровоз, сейчас выложит правду-матку!
Татьяна в запачканном землёй трико с протёртыми дырками на коленях и в жёлтой грязной майке, пыхтя, ввалилась в беседку:
— Сидитя? Митингуетя? Пошто стоите, мужики? Покуды вы тута лясы точите да самогонку кушаете, городские купляли весь наш луг! Ишь, колья торчат! Пошли, повыдергаем их к чёртовой матери! Нехай катятся восвояси!
— Таня, успокойся, это же не даст ничего. Они новые вобьют!
— Ты, Василич, больно правильный! А такой закон есть, чтобы луг гадить? Одна я тут своей задницей на семь базаров колочусь, а вы умные разговоры гутарите! Вон Серёга, что дом капитальный построил, говорить, что все наши прихваты снесут и дорогу пустят у нас под носом! Газ поведут и водопровод с новой скважины. Сказал, что мы тута заживём, как в городе. Не дождётся паразит! На что нам город? На что нам в нашей кибитке газ? Мне баллона на год хватает. Ему надо — пусть сам себе дорогу делает и газ с водой тянеть за свои денежки! Там одно подключение больше тыщи стоит!
— А с другой стороны, — задумчиво произнёс Сашка, — цена дач подскочит!
— А что тебе цена? Я как сидел в прихвате на скамейке под ивой, так и дальше сидеть буду, — ответил Васильевич. — А сознание, что скамейка стала золотой, моё самочувствие не улучшит! И мне газ не нужен. Я дачу строил, а не жильё. Зимой в городе живу, и это меня устраивает со всех сторон. Я со своими болячками даже дорожку от снега не расчищу, не говоря уже о других более серьёзных проблемах.
Вечерело, и наша удручённая компания закончила обсуждение насущных проблем по-русски: допили полторашку, посетовали и разошлись.
Поутру Витёк привёз на прицепе бэушный кирпич. У него на работе ломали перегородку и разрешили забрать. Он зашёл к Василичу и сказал, что поедет в кадастровую палату узнавать возможность приватизации прихваченных участков по дачной амнистии. Тот одобрил. Татьяна, которая помогала Марине сажать цветы, спросила:
— А сколько за это надо рубликов выложить — у меня немае! Вот что я вам скажу тадысь-мовысь… Я прихват свой под дорогу не отдам и платить мне нечем! Задуши мои коленки! А придуть рушить — вилы возьму! Я чё, по-вашему, зря всю жизню больничные коридоры в Макеевке мыла? Советской власти на них нет, сволочей! Всю Рассею продали! Лихоимцы проклятые! Путину надо сигналить! Он быстро ворогов укоротить!
На следующее утро Василич, сидя в беседке с Мариной, пил чай. Пели соловьи. Пахло разнотравьем. И если бы не мошкара, то можно было подумать, что именно здесь рай на земле!
Вдруг раздался стук топоров и затарахтела пила. Василич вмиг подскочил и, тряся животом и прихрамывая, помчался смотреть. Звуки раздавались почти рядом, напротив участка его соседей Виктора и Вали.
Добежав, он увидел, как высоченная красавица груша с треском рухнула, спиленная под корень… Поодаль несколько дюжих ребят вырубали кустарник и дикие яблони…
Спасибо на добром слове, Леонид.