• Мнения
  • |
  • Обсуждения
Елена Гвозденко Грандмастер

Как победить купца тьмы? Легенда о Фармазоне. Часть 2

На дворе суета, каждый своей работой занимался. Акимовна с Матреной то и дело сновали между кладовой и ледником, барыне разносолы готовили. Мишка с кучером барским валек с постромками крепили, Васька по двору сновал, на худо лежащее хозяйское добро глаз косил.

Перейти к предыдущей части статьи

Вошел Гришка в дом, будто бы и не было разговора с отцом, будто не жег в груди огонь гневливый. А отца-то и нет, к его любушке с подношениями отправился. И помещицу не постеснялся оставить, знать, сильно привязала Федосеюшка.

Мысль эта только прыти добавила, бросился в свою каморку, открыл сундук с пожитками нехитрыми, где под исподним припрятан был портрет его, Гришкин. В прошлом году загостился у них художник один, что в соседнем уезде дом купеческий расписывал, да прокутил весь барыш, а платить нечем. Решил тогда Терентий Кузьмич хоть портретами с него плату стребовать — мол, какая-никакая отрада, да и солидности добавляет, постояльцам трепет внушает. Свою личность велел в главной горнице повесить, а Гришкину образину спрятали в сундуки до поры.

«Вот и пригодился портретец», — думал парень, заворачивая его в старую холстину. Присел к окошку, второпях составил грамоту, некогда над слогом размышлять, смеркается, и вон из опостылевшего дома.

А в поле трава потемнела, пожухла, будто лик пожилой крестьянки. Журавлиный клин над головой стонет-плачет: «Воротись, воротись». Покружили, да отправились в свое птичье путешествие. Присел Гришка под березкой, что белела одиноко у самого края. Посидел, подумал, что он так же одинок, как это деревце, что беззащитен под ветрами, стужами, пред подлостью человечьей. И нет у него ничего, даже воли, разве что душа осталась — только зачем она ему, больная, рваная, зачем огонь этот в груди, пусть уж лучше стылость январская.

Как стемнело, пошел он дальше в пустое поле, дальше от езженых дорог, туда, где хозяйствует холодный сырой ветер. Долго шел, все думал, остановился лишь, как споткнулся о камень, больно ударив ногу. И боль все сомнения рассеяла. Вскочил Гришка на камень, раскрыл руки и закричал со всей мочи: «Фармазон! Фармазон, отзовись, я пришел душу свою продать!»

Вдруг налетела буря, рвет чахлые кусты, в столбы скручивает. Загудела земля, застонала. На миг ослеп и оглох парень, а когда очнулся, перед ним чудище двухметрового роста. Под кулями-веками горели красным пламенем глаза. Нос неимоверной толщины сужался до ниточки и на самом кончике превращался в свиной пятак, беспрестанно раскачивающийся из стороны в сторону. Рот, словно перестоявшаяся квашня, надувался огромными пузырями, расползался по синеватому лицу.

— Звал меня? — прошипел-прошептал Фармазон.
— Да, дело есть к твоей милости. Есть у меня товар, к которому ты интерес имеешь.
— А за иным меня в гости не зовут. Вижу, приготовился справно, грамотку принес и портрет в холстине прячешь. Ты мои условия знаешь, а что от меня хочешь?
— Хочу Федосеюшку в жены.
— А как же отец?
— А отец пусть в сторонку отойдет, не мешает. Любим мы друг друга.

Фармазон лишь усмехнулся.

— А богатство как? Неужели не хочешь богатства? На что жить-то с молодой женой будете?
— Да никакого особого богатства мне не нужно, лишь бы на жизнь хватало.
— Ну что ж, будь по-твоему, — бес протянул Григорию булавку. — Коли левый мизинец да расписывайся в грамотке своей.
— И читать не будешь? — удивился парень.
— Так я ее еще до написания прочел. Расписывайся, да давай портрет.

Гришка торопился, боялся передумать. Имя нацарапал криво, протянул бумагу бесу. Фармазон рассматривал творение художника.

— Смотри, теперь наш договор крепко-накрепко повязан, — сказал он, возвращая портрет, — на стене повесить не забудь.

…Шестой год хозяйствовал Григорий Терентьевич, шестой год прирастал богатством. Аккурат с того дня, как батюшку его, уже холодного, привезли на дрогах. Сразу три трупа в Волошковом овраге, в трех верстах от постоялого двора, обнаружили крестьяне в тот злополучный день.

Старуха-помещица Ольга Порфирьевна была задушена своей же шалью. Над ее воспитанницей Софушкой сначала надругались, а затем так же задушили шейным платком. Труп хозяина постоялого двора с перерезанным горлом находился поодаль, шагах в тридцати. Тарантас помещицы нашли рядом, в кустах, из всей поклажи исчезла лишь шкатулка с драгоценностями, с ней старуха не расставалась даже в своих путешествиях, да вышитый кошель с неизвестной суммой денег.

Григорий Терентьевич до сих пор помнит приезд сыскных чинов, дознание, отнимающее последние силы, и наконец, скромные похороны. Васька, пропавший той же ночью, был объявлен в розыск. Решили чины, что в тот день Терентий Кузьмич догадался о Васькином желании старую помещицу ограбить и отправился вслед за уехавшей Ольгой Порфирьевной, но, видно, не успел. Застав разбойника над трупами, дворник набросился на него и был убит сбежавшим впоследствии слугой. Ваську так и не нашли.

Шесть лет минуло с той поры, а Григорий Терентьич до сих пор помнит, как сразу после похорон явился к родителям Федосеюшки с предложением отдать ему девицу за крупный выкуп, благо сокровища, до поры сокрытые в сундуках отца, позволяли. Не в жены брал, для забавы, не мог простить сговор с отцом, да и венчаться не желал. Родители посокрушались, а девку все же продали.

С тех пор много воды утекло. От былой страсти и следа не осталось, бродит теперь Федоска по двору тенью, осунулась, состарилась.

Теперь уж не берет ее Григорий Терентьич в свою опочивальню, новая забавушка в дому хозяйствует — молодая, бойкая, черноокая Грунечка. А Федоску все ж не гонит, одна она как напоминание о прежней жизни, о годах молодых, когда сердце иначе билось.

Спервоначалу, как батьку схоронил, бросился Григорий Терентьич в разгул, навел полный дом приятелей-однодневок да девиц беспутных. Федосушка молчала, лишь бросала на хозяина взгляд, полный смертельной тоски. Но Гришка с той ночи, как грамотку подписал, лют стал, безжалостен, будто броней сердце закрыл. Метался молодой хозяин, в бутылке, ласках продажных да речах льстивых себя искал. Но видно, не помогло.

Тогда в коммерцию ударился. Прикупил Григорий Терентьич лавок на ярмарке, торговлей занялся, да так успешно, что деньги к рукам сами липли. Расстроил двор, хоромы купеческие завел, в самом виду вместо божницы портрет повесил, тот самый, что когда-то брал с собой в чисто поле. И удивительное дело, портрет этот ему стал вроде семьи, с ним он разговоры долгие вел, закрывшись от чужих глаз, ему рассказывал о планах, ждал совета. И чудилось, что юноша на портрете отвечает: если не нравится что — хмурит брови, а коль одобряет — светится улыбкой.

И чем больше капитала в руках молодых, тем тоскливее лицо хозяина. Только и радости осталось купцу — с портретом поговорить, остальное будто кануло. Все чаще оставался он в той комнате, все реже выходил из нее. Настало время, когда и лавки свои забросил. Оброс, одичал, забывал про еду и сон. А однажды целую неделю за запором просидел.

Тут уж Федосеюшка не выдержала, попросила слугу, сломали дверь, а Григорий Терентьич не узнает никого — сидит на полу, портрет в руках держит. Хотели за доктором послать, да вырвался он и убежал как был, в домашнем халате с портретом в руках. Трое суток искали, но так и не нашли.

Федосеюшка отправилась по богомольям, прибилась к странницам да ходила по миру. В одном из монастырей услыхала она про человека Божьего, что поселился на острове и в одиночку Храм строит. Говорили о нем как о человеке редкой праведности, и решила Федосеюшка разыскать отшельника, помочь ему в трудах, авось душа хоть толику тоски сбросит.

Добралась до реки к вечеру. Холодный ветер гнал кудряшки волн, присыпанных первой желтой листвой. В тот миг как разглядела остров, закатное солнце выпорхнуло из-за сизых осенних туч, осветив добротный сруб, возвышающийся над поверхностью реки. И почудилось Федосеюшке, что Храм этот недостроенный лучами до самого неба достает. И от этого столба света отделилась вдруг фигура. Глядит Федосеюшка и глазам не верит — Гришка это, молодой, прежний, только лицо будто обожжено.

До самого утра говорили. Рассказал Григорий, как выменял ее у Фармазона на душу, да только без души и любви не стало. Как жил и не жил все эти годы, как выпросил назад вместилище греха и света. В ту ночь побежал он в поле, стал звать беса, просить о пощаде. Не сразу явился Фармазон, а лишь как посулил Гришка капиталы, что нажиты, на милостыню раздать.

Пришлось бесу смириться, взял он портрет из рук безумца, да выстрелил в него. С тех пор лицо и покалечено печатью дьявольской. Небольшая расплата за грех тяжкий, за жизнь с душой, в любви, без страхов, все страхи в нем тем выстрелом убило.

А к весне достроили они свой Храм да и обвенчались в нем.

История по народным преданиям и материалам этнографии.

Что еще почитать по теме?

В какой из теней я узнаю тебя?
Почему мы любим тех, кто не любит нас?
Легенды Байкала. О чём рассказал старый орёл?

Статья опубликована в выпуске 9.02.2018
Обновлено 28.09.2022

Комментарии (4):

Чтобы оставить комментарий зарегистрируйтесь или войдите на сайт

Войти через социальные сети:

  • Спасибо, Елена, за эстетическое удовольствие, которое дарят Ваши рассказы.
    С теплом,

    Оценка статьи: 5

  • Василий Пупищев Читатель 8 февраля 2018 в 11:35 отредактирован 21 мая 2018 в 04:11 Сообщить модератору

    Обычно не читаю такие стилизации под старину, как и многие другие люди. У каждого в жизни куча других проблем чтобы еще познавать бытие дней минувших даже по интересноей теме слуг дьявола. Однако же мануал как продать душу неплохой, не знал что там нужно не только договор писать. Еще какие мысли: не понял как технарь следующую конструкцию - "Нос неимоверной толщины сужался до ниточки и на самом кончике превращался в свиной пятак". Получается, пятак висел на этой ниточке? И еше удивился тому Федосею выкупили "для забавы". Возможно слабо осведомлен, но никогда не слышал о такого вида торговле у нас в старые времена.
    Написано хорошо, как-то незаметно затянуло. Несколько старорусских оборотов добавил себе в афоризмы - это реально тема которую стоило бы использовать и даже воскрешать.
    Сам собой возник вопрос о порядке расторжения договора, возможных рисках, и возможно статьи об этом)).
    Не помню чьи были статьи но в контексте вспонились про черную кошку которая перешла дорогу и что при этом делать, про оплетая.

    • Василий Пупищев, сразу как технарю, увидели правильно, хоть и противоречит всем правилам физиологии, как он этим пятачком дышит - сама не пойму ))) "Для забавы" отдавали, да и вообще нравы были куда вольнее, чем о них нам сейчас рассказывают. Хоть и порицалось, разумеется. Это не торг в привычном смысле, просто забрал, дав какое-то обеспечение родителям.

      Оценка статьи: 5