Однажды в офисе, или Какие блага ценят люди?

На нем обсуждался старый план продаж и причины, почему он не был выполнен в полном объеме; новый план продаж и причины, почему он (естественно) был больше того, что не был выполнен; старые клиенты, новые клиенты и тому подобная офисная дребедень.

Вначале обсуждение напоминало беспокойное роение улья, потерявшего свою матку, включало в себя много лишней «воды». Потом вызвало некоторые споры, которые коммерческий директор профессионально подвел к нужному ему консенсусу, и на этом собрание посчитали закрытым.

В конце все налили себе — кто чаю, кто кофе, и, так как до конца рабочего дня оставалось еще примерно полчаса, расслабились в дружеской, уже не имеющей прямого отношения к бизнесу, теплой беседе.

Это было офисной традицией: за чашкой кофе, на короткой ноге, по-братски и почти по-панибратски заканчивать какие-либо деловые обсуждения в целях укрепления корпоративного духа компании. Почти как предпраздничные корпоративы, где все хорошенько выпивали и сплачивались еще больше, если не из чувства плеча, так из чувства стыда за выкинутое.

Речь шла о выполнении и перевыполнении нового плана, бОльших прибылях и, конечно, о щедрых бонусах, на которые тот, кто окажется «Продавцом месяца», как в компании любили приговаривать, «купит себе Ламборджини».

Так и говорили: «Ну что, Старальцев, скоро прокатишь нас на своей «Ламборджини?»

Или: «Поздравляю, Лохов! Слышал, ты стал продавцом месяца? Скоро покажешь нам свою «Ламборджини»?

Правда, на «Ламборджини» из офиса еще никто не заработал, разве что только коммерческий директор приезжал то на одной машине, черном «Ниссан Патрол», то на другой — ярко-красном «Порш Кайен», которые поочередно красовались под окнами, невольно вызывая офисную зависть, кислотное посасывание под ложечкой, переходящее в непреодолимое желание заработать себе на такую же или даже еще лучше. Чтобы все сдохли от зависти!

В офисе все оживленно болтали о том о сем, о всяком разном. Но в основном все-таки все сводилось к работе и, опять и снова, к тому, как кто-то продаст больше всех, станет «продавцом месяца», а потом и года, и на зависть всем приедет на своей «Ламборджини».

Потом кто-то из офисных клерков подошел к окну и, отхлебывая из чашки и задумчиво глядя на черный, сверкающий на солнце «Ниссан Патрол» коммерческого директора, поинтересовался:

— Лёша, а какого года у тебя «Ниссан»?
— Двадцатого. 2-й ристайлинг, шестое поколение.
— А ты сколько за него отдал?
— Шестьдесят кусков.
— Ничего себе…

В офисе все почтительно выдержали минуту молчания, потом принялись снова обсуждать свои то да се.

— Лёша, а сколько ты отдал за вторую машину, «Порш», кажется?

Коммерческий не спеша отхлебнул из чашки, профессионально выдержал драматическую паузу, почти по Станиславскому, с явным трудом скрывая рвущуюся наружу гордость, и важно объявил:

— Сто двадцать… Типтроник, спутниковая связь…
— Ничего себе…

Молодежь в офисе притихла. Кто-то, казалось, боролся с внезапно проснувшейся завистью, кто-то с комплексом неполноценности, кто-то сравнивал небесную колесницу патрона со своим первым авто «Опель Кадет» в качестве родительского подарка на поступлению в универ в две тысячи. Кто-то в уме переводил стоимость автомобилей на свою зарплату пресейл-менеджера и лид-генератора… Но всех объединяло общее на всех, единое, невидимое желание быть, как босс, заработать на такую же машину, а может, даже и на «Ламборджини».

Какое-то время спустя, когда народ пришел в себя, один из них, рыжеволосый, самый плюгавенький, похожий на ободранного мышонка, который долго пробирался через грязные канализационные трубы (этого мира и его заманух) и, наконец, выбрался на божий свет, подошел к окну, посмотрел туда, куда до этого смотрели уже все, и не раз, и удивленно, словно сам себе, произнес:

— А зачем?

— Что зачем? — народ не понял.

— Лёша, а зачем тебе два автомобиля?

— Как зачем? — коммерческий директор не понял вопроса.

— Ну, зачем одному человеку две машины… В этом Ниссане, кажется, и посадочных мест… сколько? Шесть? Семь? Лошадей сколько? Все двести?

— Четыреста пять…

— Ну вот, целых четыреста пять «лошадок». А ты один ездишь, да и то иногда. Всю жизнь на работе, в делах. Зачем вот такой внедорожник в городе?

— Ну, как зачем? — коммерческий, казалось, внезапно потерял почву под ногами, из гордого обладателя дорогого редкого бриллианта, которым все восхищались, все ему завидовали, он словно стал хозяином куска обычного мутного стекла.

— Ну, на рыбалку ездить… по делам…
— И когда ты на рыбалку в последний раз ездил?
— Ну, той весной.
— Полгода тому…

— Так, Ржавый, ты не умничай, — к «мышонку» обратился его коллега, решив разрядить неловкую, от таких интимных вопросов, обстановку.

— Я и не умничаю. Просто спрашиваю. Мне, право, интересно, зачем одному человеку две больших машины, по четыреста «лошадей», тем более, если он работает в небольшом городе, в трех автобусных остановках.

В офисе повисело гробовое молчание, та самая интимная неловкость, которую инстинктивно понимает каждый и которую нельзя спутать ни с чем. Она настолько в воздухе густо помазанная, что ее можно было резать ножом.

Всякий, кто достиг совершеннолетия, знал, что во взрослой, в данном случае офисной, жизни с начальством нельзя было делать две вещи: умничать и ставить под сомнение материальные ценности, столь бережно прививаемые в каждом офисе, в каждой конторе, на каждом маленьком базаре. Чучело кролика для борзых, кусок сала в крысиных бегах, современную ценность номер один — профит.

Но дуракам закон не писан. Им или не нужны «Ламборджини», или даже просто теплое офисное место, о котором мечтает каждый в небольшом провинциальном городке.

— Ну ты и идиот, — прошептал кто-то, когда все расходились по домам, в то время как остальные просто молчали.

— Ну, я действительно не понимаю, зачем мне две машины на четыреста «лошадей» каждая…