Так он промолвил. Молчанье глубокое все сохраняли.
Речь его их потрясла. Говорил он сурово и грозно.
Все онемели: никто не ожидал такого решительного отказа от примирения. И тут выступил Феникс — воспитатель Ахилла:
Ну, Ахиллес, обуздай свою гордую душу! Возможно ль
Быть столь жестоким! Подумай, ведь боги, и те умолимы,
Хоть добродетелью, честью и силой намного нас выше.
Но и бессмертных богов благовоньями, кроткой молитвой,
Вин возлияньем и жиром сжигаемой жертвы смягчает
Смертный просящий, когда он пред ними виновен и грешен.
Феникс говорит Ахиллу, что им руководит Ослепленье, но когда гнев отступает, приходят Просьбы:
Есть у великого Зевса-Кронида и дочери — Просьбы:
На ноги хромы, в морщинах, с глазами, глядящими робко;
За Ослепленьем они озабоченно следом ступают.
Просьбы исправляют вред, нанесенный Ослеплением. Феникс уговаривает Ахилла успокоиться:
Зевсовым девам и ты, Ахиллес, окажи уваженье,
Как уважают все смертные их, благородные духом.
Наставник Ахилла припоминает, что
О героях, мужах стародавних, приходится слышать,
Как их, случалось, охватывал гнев, не имевший предела.
Все же однако дары их смягчали, слова убеждали.
Феникс говорит ему, что лучше принять извинения Агамемнона, его подарки и вернуться в его стан, чем потом, в случае военной неудачи, сражаться за спасение собственной жизни:
Если ж в убийственный бой по нужде, без подарков, ты вступишь,
Чести такой уж не будет, хотя б ты врагов и отбросил…
…ответ отнесут Агамемнону. Ты же останься.
Переночуешь на мягкой постели, а завтра с зарею
Вместе подумаем, плыть ли домой, или здесь оставаться.
Ахилл отсылает послов. Аякс, который был в посольстве, пытался убедить Ахилла смягчиться:
Тебе же бессмертные сделали боги
Дух несмягчимым и злобным, — и все из-за девушки только!
Но ведь тебе мы их семь предлагаем, и самых красивых!
Много и прочих подарков! Так сделайся ж ты милосердней!
Что он услышал в ответ:
раздувается сердце от гнева, как только припомню,
Как пред лицом аргивян обесчестил меня Агамемнон.
Будто какой-нибудь я новосел-чужеземец презренный!
Послы ушли, в лагере Ахилла готовились ко сну. Воины устроились на ночлег с комфортом, который только был доступен в полевых условиях:
Тотчас Патрокл приказал как товарищам, так и рабыням
Фениксу мягкое ложе постлать, как можно скорее.
Жены, ему повинуясь, постлали, как им приказал он,
— Шкуры овечьи, подушку и тонкие ткани льняные.
Там и улегся старик, дожидаясь божественной Эос.
Сам Ахиллес почивал в глубине своей ставки прекрасной.
Подле него возлежала плененная им лесбиянка,
Форбанта, дочь Диомеда, прекрасноланитная дева.
Лег и Патрокл на другой стороне, и при нем возлежала
Легкая станом Ифида; ее Ахиллес ему отдал,
Город взявши царя Ениея, возвышенный Скирос.
Агамемнон с надеждой и тревогой ждал возвращения послов:
Те же, едва очутились у ставки владыки Атрида,
Встречены были сынами ахейцев; они поднялися,
Кубки держа золотые, и жадно расспрашивать стали.
Сообщение Одиссея повергло его в уныние:
«О многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!
Нет, не желает вражды погасить он. Сильнее, чем прежде,
Гневаясь, он и тебя, и подарки твои отвергает».
Ахилл собирается с утра спустить на воду все суда и отплыть домой, потому что Трое покровительствует Зевс и она не сдастся.
над нею широкогремящий Кронион
Руку свою распростер, и народы ее осмелели.
Ахейцев придавила мрачная тишина.
Молчанье глубокое все сохраняли. Речь его их потрясла.
Говорил Одиссей очень сильно.
Тишину нарушил Диомед: не надо было Ахиллу сулить такие большие дары:
Без того уже горд он безмерно,
Нынче же в сердце его ты вселил еще большую гордость.
Он предложил отправиться на покой, а завтра с рассветом построить свои ряды во главе с Агамемноном:
Спать отправляйтесь теперь, усладив себе милое сердце
Пищей, а также вином: от них ведь и сила, и храбрость.
Завтра ж, как только на небе блеснет розоперстая Эос,
Выстрой быстро, Атрид, пред судами и конных, и пеших,
Дух ободри им и сам впереди между первых сражайся.
С рассветом Агамемнон поведет отряды ахейцев в бой с троянцами…
Властитель слабый и лукавый, Плешивый щеголь,враг труда, нечаянно пригретый славой Над нами царствовал тогда Его мы очень смирным...